Рассказы и повести (сборник)

Комната у Сони оказалась маленькая, в ней помещались только стол и диван. Под столом стояла кастрюля.

— Тесно у тебя, — сказала Варвара.

— Тут раньше кладовка была, — пояснила Соня.

Варвара Тимофеевна села на стул. Соня — на диван. На середине стола в качестве украшения стояли в вазочке крашеные метелки.

— Чего пришла? — спросила Соня.

— Совесть пригнала, — ответила Варвара.

— А раньше где твоя совесть была? Тридцать лет назад?

— Так там любовь была, — сказала Варвара. — А поперек любви какая совесть устоит?

Соня глядела на Варвару, сравнивала ее с прежней и была довольна, что время так расправилось с ее соперницей.

— А чего ты от меня хочешь? — спросила Соня.

— Не знаю.

— А чего пришла?

— Да вот… Пришла. Прощения просить.

— Чего там. Старухи уже…

Говорить вроде было больше не о чем.

Возле двери затрезвонил телефон. Соня вышла и сказала: «Его нету дома». Потом вернулась, бранясь.

В квартире жил студент, который собирал магнитофонные записи, и к нему звонил весь город. Телефон находился возле Сониных дверей и звонил беспрестанно, будто испортился контакт. Соня существовала, как в справочном бюро.

— Пойдем ко мне жить, — вдруг сказала Варвара Тимофеевна.

Когда ехала к Соне, она точно не могла бы ответить, зачем едет и что скажет. Но сейчас это решение явилось как-то само собой.

— А что я у тебя забыла? — удивилась Соня.

— У меня квартира отдельная. Без телефона. Дом возле леса стоит. Там раньше зона отдыха была. Пруд с лодками. У меня пенсия шестьдесят рублей.

— И у меня пенсия, — самолюбиво сказала Соня.

Зазвонил телефон.

Соня опять вышла, сказала: «Его нету дома». И опять вернулась.

— А Сережа тебя жалел, — сказала Варвара. — Мне простить тебя не мог. Не было у меня с ним счастья. Лучше бы он у тебя остался.

— А у меня б остался, меня б ненавидел, что к тебе не отпустила. Он по тебе прямо трясся, как тигра в клетке.

— Электричество, — сказала Варвара.

— Чего?

— Любовь, она от людей не зависит. Это электричество.

Соня позадумалась. У нее было овечье выражение лица.

— Никого у него, кроме нас с тобой, не было, — сказала Варвара. — Молодой совсем пропал.

— Со мной не пропал бы, — сказала Соня. — Это у него душа разошлась.

Соня заплакала.

Варвара подумала и тоже заплакала.

— Я после него никого не любила, — созналась Соня.

Они замолчали, вспоминая прошлую жизнь, Сережу, и он представлялся им идеальным, а не таким, каким был на самом деле. Память отбросила все тягостное, обыденное и явила им прошлое очищенным и возвышенным. Они любили это прошлое и себя в нем, и это мирило их с сегодняшним одиночеством, скудостью существования.

— Все же мы не чужие, — определила Варвара. — У нас общая память. Будем помогать друг дружке в старости. Мало ли чего… Ты заболеешь — я в аптеку сбегаю.

— Я подумаю, — сухо сказала Соня и самолюбиво поджала губы.

— Подумай, подумай, — обрадовалась Варвара. — А я тебе подробный адрес запишу.

Зазвонил телефон.

— Да отлай ты их! — посоветовала Варвара. — А хочешь, я отлаю?

— Хочу, — согласилась Соня.

Ей нравилось подчиняться, а Варваре нравилось опекать.

Варвара отвела косынку от уха, взяла трубку. Послушала и сказала:

— Его нету дома.

Должно быть, на другом конце сказали «Извините», потому что Варвара ответила «Пожалуйста».

На другое утро Варвара Тимофеевна вернулась в Москву поездом, который прибыл в пять двадцать.

Когда она вошла в квартиру, стены молчали.

Было спокойно и после обеда, и на другое утро.

Варвара Тимофеевна ходила по квартире на цыпочках, боялась даже набрать в чайник воду, чтобы не спугнуть хрупкую, ненадежную тишину. Но было тихо, и Варвара Тимофеевна поняла, что богородица договорилась насчет нее с богом, и теперь все в порядке.

Первым делом Варвара Тимофеевна расставила всю мебель по своим местам.

Собрала на совок осколки люстры и спустила в мусоропровод. Потом взяла стул и, приспособив его на плечо, понесла обратно на помойку.

Весна была холодной. Дети бегали и в летнем и в зимнем. Две пары двойняшек из третьего подъезда играли посреди двора: две одинаковые девочки крутили веревку, а две одинаковые прыгали, Варвара Тимофеевна приостановилась и подивилась прихоти природы, создавшей по два абсолютно тождественных экземпляра.