Ивану Павловичу Подушкину, секретарю бизнесвумен Норы, фатально не...
Целая стая взлетела, вспугнутая машиной, но поднялась невысоко, видимо понимая, что машина сейчас проедет, и можно будет сесть на прежнее место. Они как бы приподнялись, пропуская машину, низко планировали, обметая машину крыльями.
Невелико событие — проезжать среди птиц, но этого никогда раньше не было в ее жизни. А если бы и было, она не обратила бы внимания. Последнее время Инна все время выясняла отношения с любимым человеком, и ее все время, как говорила Ираида, бил колотун. А сейчас колотун отлетел так далеко, будто его и вовсе не существовало в природе. В природе стояла золотая рожь, низко кружили птицы, застенчиво улыбался Адам.
Подъехали к реке.
Инна вышла из машины. Подошла к самой воде. Вода была совершенно прозрачная. На середине в глубине стояли две метровые рыбины — неподвижно, нос к носу. Что-то ели или целовались.
Инна никогда не видела в естественных условиях таких больших рыб.
— Щелкоперка, — сказал Адам. Он все знал. Видимо, он был связан с природой и понимал в ней все, что надо понимать.
— А можно их руками поймать? — спросила Инна.
— А зачем? — удивился Адам.
Инна подумала: действительно, зачем? Отнести повару? Но ведь в санатории и так кормят.
Адам достал из багажника раскладной стульчик и надувной матрас. Матрас был яркий — синий с желтым и заграничный. Инна догадалась, что он заграничный, потому что от наших матрасов удушливо воняло резиной, и этот запах не выветривался никогда.
Адам надул матрас для Инны, а сам уселся на раскладной стульчик возле самой воды. Стащил рубашку.
Инна подумала и тоже стала снимать кофту из индийской марли. Она расстегнула только две верхних пуговицы, и голова шла туго.
Адам увидел, как она барахтается своими белыми роскошными руками, и тут же отвернулся. Было нехорошо смотреть, когда она этого не видит.
Подул теплый ветер. По реке побежала сверкающая рябь, похожая на несметное количество сверкающих человечков, наплывающих фанатично и неумолимо — войско Чингисхана с поднятыми копьями.
Инна высвободила голову, сбросила джинсы, туфли. Медленно легла на матрас, как бы погружая свое тело в воздух, пропитанный солнцем, близкой водой, близостью Адама. Было спокойно, успокоенно. Колотун остался в прежней жизни, а в этой — свернуты все знамена и распущены все солдаты, кроме тех, бегущих над целующимися рыбами.
«Хорошо», — подумала Инна. И подумала, что это «хорошо» относится к «сейчас». А счастье — это «сейчас» плюс «всегда». Сиюминутность плюс стабильность. Она должна быть уверена, что так будет и завтра, и через год. До гробовой доски и после гроба.
— А где вы работаете? — спросила Инна.
Этот вопрос был продиктован не праздным любопытством. Она забивала сваи в фундамент своей стабильности.
— В патентном бюро.
— А это что?
— Я, например, занимаюсь продажей наших патентов за границу.
— Это как? — Инна впервые сталкивалась с таким родом деятельности.
— Ну… Когда мы умеем делать что-то лучше, они у нас учатся, — популярно объяснил Адам.
— А мы что-то умеем делать лучше?
— Сколько угодно. Шампанское, например.
Инна приподнялась на локте, смотрела на Адама с наивным выражением.
От слов «патентное бюро» веяло иными городами, отелями, неграми, чемоданами в наклейках.
— А ваша жена — тоже в патентном бюро? — спросила Инна.
Это был генеральный вопрос. Ее совершенно не интересовало участие жены в общественной жизни. Ее интересовало — женат он или нет, а спросить об этом прямо было неудобно.
— Нет, — сказал Адам. — Она инженер.
«Значит, женат», — поняла Инна, но почему-то не ощутила опустошения.
— А дети у вас есть?
— Нет.
— А почему?
— У жены в студенчестве была операция аппендицита. Неудачная. Образовались спайки. Непроходимость, — доверчиво поделился Адам.
— Но ведь это у нее непроходимость.
— Не понял, — Адам обернулся.
— Я говорю: непроходимость у нее, а детей нет у вас, — растолковала Инна.
— Да. Но что же я могу поделать? — снова не понял Адам.
«Бросить ее, жениться на мне и завести троих детей, пока еще не выстарился окончательно», — подумала Инна. Но вслух ничего не сказала. Подняла с земли кофту и положила на голову, дабы не перегреться под солнцем. Адам продолжал смотреть на нее, ожидая ответа на свой вопрос, и вдруг увидел ее всю — большую, молодую и сильную, лежащую на ярком матрасе, и подумал о том же, что и она, и тут же смутился своих мыслей.