Рассказы и повести (сборник)

Летчик подошел к соплу и увидел, что оно действительно забито большой тыквой. Он обернулся и некоторое время с пристальным недоумением смотрел не Таньку.

— Зачем? — тихо спросил он.

— Потому что мне надо с вами поговорить, а вы не слушаете.

— Ну, говори.

Танька молчала.

— Ну, говори, говори…

— Я вам цепочку принесла. — Танька достала из кармана цепочку и протянула летчику.

Тот взял ее с Танькиной ладони. Спросил:

— Все?

— Нет, не все! Я хотела вам сделать официальное предложение!

— Теперь все?

— Теперь все.

— Так вот. Запомни: если я тебя еще раз увижу… — Летчик медленно пошел на Таньку.

Танька живо нагнулась, подняла с земли камень — тот самый, которым она забивала тыкву.

— Вот только подойди! — пригрозила Вероника.

Летчик вытащил из сопла тыкву и потряс ею над головой.

— Вещественное доказательство! — объявил он. — В милиции поговорим.

— Герой кверху дырой! — крикнула Танька.

— Монах в разрисованных штанах! — добавила Вероника.

И пошли в разные стороны. Летчик — к вертолету. Танька — к дому.

Танька пошла и заплакала. Как сказано в Библии: «И исшей плакался горько». Вероника тоже присмирела и насупилась.

Вышли на дорогу. По дороге шел Мишка Синицын, сутулый от усталости. Мишка весь день проработал в поле на тракторе, а сейчас возвращался домой.

— Ты чего? — спросил он у Таньки.

Танька прошла мимо него по дороге.

— Чего она? — спросил Мишка у Вероники.

— С летчиком поругались, — объяснила Вероника. — Ну ничего, мы ему тоже врезали. В милицию жаловаться полетел.

— А в милицию-то зачем? — не понял Мишка.

— А мы ему диверсию подстроили.

— Это как? — снова не понял Мишка.

— Выхлопную трубу забили тыквой. Он взлетел, а потом как грохнется, чуть глаза на колени не выскочили.

Вероника побежала догонять Таньку.

Мишка остался стоять, приспосабливая новость к своей нервной системе. Он не мог идти. Стоял и смотрел, как удаляется по дороге Танька. Видел ее горестную спину, склоненную в плаче светлую голову, ноги в разнообразных царапинах, как у подростка.

Мишке никто не мешал смотреть, и он стоял до тех пор, пока Танька не свернула с дороги и не скрылась за избой Маланьи.

Летчик набирал высоту, зажмурившись по привычке. В эти мгновения он чувствовал всегда одно и то же: животный страх.

«Животный страх» происходит вовсе не от слова «животное», как многие думают, а от слова «живот». Страх селится в животе и оттуда правит человеком.

Летчик испытывал это чувство всякий раз, когда отрывался от земли и земля уходила из-под ног.

Но сегодня все было по-другому. Летчик прислушался к себе: в животе под ребрами было совершенно спокойно, умиротворенно и даже беспечно. Он предположил, что весь страх, отпущенный природой одному человеку, он израсходовал час назад, когда падал вниз, потеряв управление. Но это было час назад. А сейчас он не чувствовал ничего.

Летчик приоткрыл один глаз и посмотрел вниз. Земля была зеленая и веселая. Он не поверил себе и открыл второй глаз. Было снова совсем не страшно и очень красиво.

Летчик потянул на себя ручку управления, набирая высоту. С этой высоты уже можно было догадаться, что Земля круглая.

— Не боюсь, — снова удивился он. — Не боюсь! — крикнул он птицам.

Поднял лицо к близкому солнцу и крикнул в самое солнце:

— Не боюсь!

Солнце подрагивало лучами, будто радовалось вместе с летчиком. Вертолет витиевато шел в голубом небе, как гигантская радостная стрекоза.

Бабка Маланья сидела в своем дворе под вишней и пела на мотив «страданий»:

• А у тебя, ну правда, Вань,
• Твои друзья такая пьянь,
• Такая пьянь, такая рвань,
• Ну правда, Вань…

Председатель колхоза Мещеряков и «золотоискатель» по фамилии Чиж стояли посреди двора и слушали Маланьино народное творчество.

Во двор вошел Мишка, присоединился к слушателям.

— Бабушка, — деликатно перебил Чиж, — а теперь что-нибудь старинное спойте, пожалуйста. То, что ваша мама пела или бабушка, например.

— Так это и есть старинное, — возразила Маланья. — Это мой дед еще пел…

— Нет, бабушка. Это современное. Это слова Высоцкого.

— Так, может, мой дед его и знал.

— Вспомни что-нибудь еще, баба Маланья, — попросил Мещеряков. — Подумай и вспомни.