— Фига мы ей принесем, — отредактировал Федя. — Духи-то в пинжаке остались. Ты же их в пинжак засунул. На сей раз Федя звонил в квартиру Гусаковых, и на сей раз ему отворила Изабелла — в вельветовых брючках. Изабелла серьезно отличалась от бабушки в платочке, она текла в совершенно другом возрастном коридоре и совершенно другого хотела от жизни. Но Федя не заметил никакой разницы.
— Опять я, — сказал он. — Там в пинжаке Женька духи забыл. Принеси, пожалуйста.
— Какие духи? Какой Женька? — Изабелла с недоумением глядела на Федю.
— Ну, который гриппом заболел. Я ж тебе говорил. Давай неси, пожалуйста. А то нас там баба ждет.
— Ничего не понимаю, — созналась Изабелла. — Я вас первый раз вижу.
— Может, скажешь, что я тебе пинжак не давал?
— Не давали.
— Ясно, — мрачно сказал Федя, повернулся и побежал вниз по лестнице.
Изабелла пожала плечом, закрыла дверь и прошла в комнату.
Гусаков сидел за столом и печатал на иностранной машинке.
— Кто там? — спросил он, не отрываясь от дела.
— То ли пьяный, то ли ненормальный.
В дверь снова позвонили.
— Опять, — сказала Изабелла. — Иди сам открывай. Я его боюсь.
Гусаков снял очки, положил их на стол и неторопливо пошел навстречу незваному гостю.
Отворил дверь.
В дверях стоял Никитин, всклокоченный и без пиджака.
Галстук был круто сдвинут набок, рубашка вылезла из штанов. Из-за его плеча выглядывал плюгавый мужичок, были видны только его кепка и один глаз.
— Женя? — удивился Гусаков.
— А говорила: нет дома, — уличил Федя Изабеллу. — Все время врет.
— У меня к вам серьезный разговор. Разрешите? — спросил Никитин.
— Ну… вообще-то я занят.
— Мы на секундочку, — пообещал Никитин. — Пошли, Федя!
Все вошли в комнату.
Диковинные ключи не произвели на Федю никакого впечатления.
— Ну, так слушаю вас, — сказал Гусаков, садясь в глубокое кожаное кресло.
— Товарищ академик, — начал Федя, — я вашей супруге отдал пинжак, вот он свидетель, — показал на Никитина. — А она говорит, что я ей ничего не отдавал.
— Не понял, — Гусаков нахмурился. — Какой пиджак?
— Ваш, ваш, Валерий Феликсович! — вмешался Никитин. — Замшевый. Тот, что вы мне дали. Там в кармане мы забыли духи, а нам сейчас без духов нельзя.
— Господи! Ну какой пиджак! Какие духи! — возмутилась Изабелла. — Что ты их слушаешь? Неужели ты не видишь, что они оба пьяны в зюзю.
— Видал? — в свою очередь, возмутился Федя. — Значит, я, по-твоему, пинжак этот себе взял? А куда я его дел?
Съел? В карман положил?
Федя вывернул карман. Оттуда вылетел полтинник, который Федя выручил за стакан.
Федя нагнулся, стал искать деньги.
— Подними ногу! — велел он Гусакову.
— Зачем?
— Жень! Скажи ему, чтоб поднял! Он на деньги наступил.
— Вот ваши деньги! — Изабелла подобрала с пола монету и брезгливо швырнула Феде.
— Тоже зажать хотели, — заподозрил Федя, пряча полтинник обратно в карман.
— А ну-ка давай убирайся отсюда! — велел Гусаков Феде. — Не то я сейчас милицию вызову!
— Вызывай! Давай разберемся! — самолюбиво согласился Федя. Обернулся к Никитину. — Видал? Дело шьют!
— Валерий Феликсович! Изабелла Петровна! — строго сказал Никитин. Вы меня извините, конечно, но вы оскорбляете достоинство человека. Достоинство моего друга. И я протестую!
— Женя! Иди домой и проспись! А завтра поговорим, — посоветовал Гусаков.
— Валерий Феликсович! Когда мне спать и где мне спать — это мое личное дело. И если ты мой начальник, то это не дает тебе право вмешиваться в мою личную жизнь.
Понятно, Валя?
— Так я сейчас вышвырну вас обоих! — Гусаков встал.
— А вот они! — беспечно заметил Федя и ткнул пальцем в раскрытую дверь. — Ну-ка иди сюда, — он поманил Изабеллу.
Изабелла, растерявшись, пошла за Федей, Гусаков за женой, Никитин за Гусаковым. Все вошли в спальню.
На трюмо среди косметики стояла изумрудная коробочка «Клема».
— Наша? — спросил Федя.
— Наша, — опознал Никитин.
— А говорила «не брала», бесстыжие твои глаза! — упрекнул Федя, открывая коробочку. Флакон был начат. — О! Отпила уже. Ну ничего. Водой дольем. Пошли!
Федя конфисковал духи и пошел из дома Гусаковых. В дверях он обернулся и сказал Изабелле с беззлобной укоризной:
— Старуха уже, а врешь как сивый мерин.