Негасимое пламя

Уже завтра она узнает, кто эта женщина. Вот тогда-то и придет время поговорить с Рисом. Интересно, что он скажет в свое оправдание? Уж она-то позаботится, чтобы негодяй заплатил за оскорбление. И да поможет Бог той женщине! Элинед обезумела от ревности…

Оглушительно звонили церковные колокола. Их голоса звонко разносились в прозрачном морозном воздухе.

Обычно Джессамин слышала, как в аббатстве звонили к заутрене или к обедне. Она попробовала угадать время, но так и не смогла, хотя понимала, что час довольно поздний. Должно быть, Рождество уже наступило. Разве могла она представить, что когда-нибудь ей придется встречать этот праздник в полном одиночестве, в Жив тоскливой тишине пустой и холодной комнатушки под самой крышей гостиницы?!

Джессамин прижалась лбом к холодной створке окна, вглядываясь в промозглую темноту. Ветви кустов возле двери гостиницы серебрились инеем. Над ней, поскрипывая, раскачивался фонарь, кидая тусклые отблески нa дорогу.

Уже утро, а Риса вес нет!

Злясь на себя, девушка решительно отвернулась от окна. Джессамин не сомневалась, что если бы не Эли мед, Рис никогда бы не забыл, что она ждет его.

Девушка подбросила дров в огонь и принялась задумчиво распускать шнуровку золотого платья. Пальцы Джессамин нащупали изящную подвеску, унизанную матовыми жемчужинами и янтарем. Она сжала ее, словно маленькая безделушка была волшебным амулетом, способным избавить от сердечных мук. Вспомнилось, как они с Рисом были в ювелирной лавке. Это ведь он надел ей на шею изящную золотую безделушку и заставил Джессамин принять ее в подарок в придачу к великолепному золотому платью. Разве он стал бы проводить с ней столько времени, тратить сколько денег, если бы собирался вскоре бросить в угоду Элинед?

Слезы заструились у нее по щекам. Джессамин проглотила обиду и тяжело вздохнула. Она постарается быть терпеливой. Должно быть, Риса что-то задержало.

Чуть позже она услышала чьи-то быстрые шаги на мостовой.

Джессамин, подскочив к окну, заметила, как широко распахнулась дверь гостиницы, украшенная гирляндой из остролиста, и высокая, закутанная в темный плащ фигура переступила порог. Интересно, кто это: припозднившийся путешественник или озябший нищий? А вдруг это Рис?!

Стиснув до боли руки, она замерла перед камином, не в силах отвести глаз от двери и напряженно вслушиваясь, не раздадутся ли за ней знакомые шаги. Прошло еще несколько мучительных минут, и ожидание Джессамин наконец было вознаграждено. Скрипнули ступеньки, и в дверь негромко постучали. Радостно вскрикнув, она распахнула ее и испуганно остановилась. Призрачный лунный свет заливал коридор молочно-белым сиянием. А на пороге беззвучно маячила высокая черная тень.

Но тут раздался знакомый голос, и сердце девушки радостно дрогнуло.

— Джессамин, любовь моя, прости, что не мог прийти раньше!

И мгновенно позабылись слезы и печаль. Осталась только пьянящая радость — Джессамин с криком кинулась на шею Рису.

Нежно поцеловав ее, Рис почувствовал вкус соли на губах и догадался, что она плакала. Брови его сдвинулись. Разжав руки, он отодвинул ее от себя и с изумлением заметил печаль на ее лице.

— Что это… неужели слезы? Боже мой, неужели ты вообразила, что я не приду?! Ох, Джессамин, Джессамин!

— Было так поздно! Вот я и подумала, может, тебе так весело, что ты позабыл про меня или… — Она запнулась.

— Или отправился в постель с другой женщиной? — Он мрачно сдвинул темные густые брови.

— Что-то вроде этого, — созналась Джессамин, и лицо ее зарделось от смущения.

— Ну скажи, что мне сделать, чтобы ты поверила — нет у меня никого, кроме тебя! — прошептал Рис, нежно прижимая девушку к себе.

— Я надела это платье для тебя, — наконец выдохнула она, не зная, как перевести разговор на более приятную тему.

— Ты прекрасна, как видение! Дай мне полюбоваться на тебя.

Рис с улыбкой отодвинул ее от себя, наслаждаясь тем, как завораживающе мерцает в слабом свете камина золотистый атлас. Платье было так великолепно, что подошло бы королеве. Пышный куний мех мягко оттенял изящно изогнутую шею Джессамин и казался особенно темным па фоне нежной теплой кожи цвета густых сливок. Представившееся его глазам восхитительное зрелище застала вило Риса затрепетать от нетерпения.

— Оно прелестно, но, признаюсь тебе, Джессамин, я даже и вообразить не мог, как ты будешь хороша в нем! Мне даже немного жаль, что придется его снять…