Мой, и только мой

— У меня самое большое потрясение в жизни, а ты смеешься.

— Я свинья. — Он оторвал ее от стены, его руки начали поглаживать голую спину. — На твоем месте я бы приказал мне убираться прочь, потому что я недостоин даже дышать одним с тобой воздухом.

— Совершенно справедливо.

— Дорогая, меня очень тревожит судьба этого прекрасного халата. Если он останется между нами, мы разотрем его в пыль. Может, ты все-таки отдашь его мне?

Она прижалась щекой к его груди, наслаждаясь теплотой его рук, скользящих по ее спине, однако все еще дуясь.

— Теперь я не смогу смотреть ему в глаза. Он уже думал, что я язычница. А сегодня я ему это доказала, — Все так, но Этан питает слабость к женщинам с грехом в крови. Это крест, который он должен нести.

— Он не мог не заметить, что я беременна.

— Если я его попрошу, он никому не скажет ни слова. Она вздохнула, перестав дуться.

— Я должна через это пройти, не так ли?

Он погладил ее щеку, нежно провел большим пальцем по скуле.

— Я уверен, что ты перешла Рубикон, сойдя с верхней ступеньки.

— Пожалуй.

— Поскольку мы так долго ждали этого торжественного события, тебя не затруднит повременить еще несколько секунд, чтобы я мог пошире раздвинуть эти шторы? Она вздохнула, когда он направился к окну.

— Ты не собираешься облегчать мне жизнь?

— Пи в коем случае. — Он дернул за шнур, и яркий свет хлынул в комнату.

— Как насчет Этана?

— Ума моему брату хватает. Он давно ушел.

— Сначала разденься ты.

— Никогда. Ты видела меня голым десятки раз. Теперь моя очередь.

— Если ты думаешь, что я обнажусь, пока ты будешь лежать полностью одетым…

— Именно так я и думаю. — Он подошел к кровати, поставил подушки на попа у изголовья, скинул кроссовки и улегся, заложив руки за голову, словно приготовившись насладиться хорошим фильмом.

Джейн не знала, то ли ей злиться, то ли смеяться.

— А если я передумаю?

— Мы оба знаем, что ты слишком горда, чтобы дать задний ход. Если хочешь, чтобы я закрыл глаза, скажи.

— Как будто ты их закроешь.

Но почему она придает всему этому такое большое значение? Для умнейшей женщины она ведет себя как минимум глупо. Черт бы его побрал. Почему он просто не вырвал халат из ее рук и не поставил на этом точку? Так нет же. Слишком это просто. Вместо этого он лежит с воинственными искорками в серых глазах и ждет, чтобы она проявила характер. Джейн начала заводиться. Проверять-то надо его, а не ее. Ему требовалось что-то доказывать, вот и пришло время дать ему шанс.

Она закрыла глаза и выронила халат.

Мертвая тишина.

Десятки мыслей роились в ее голове, одна страшнее другой: он возненавидел ее тело, он упал в обморок, увидев ее бедра, ее живот вызвал у него отвращение…

Больше она сдерживаться не могла. Да он червяк! Хуже червяка. Что он за мужчина, если у него вызывает отвращение тело женщины, вынашивающей его ребенка? Таким на земле не место!

Ее глаза открылись.

— Я это знала! Я знала, что ты возненавидишь мое тело! — Она уперла руки в бока, промаршировала к кровати, впилась в него взглядом. — К твоему сведению, господин хороший, все эти хорошенькие киски с роскошными формами из твоего прошлого не могли отличить лептон от протона, и если ты думаешь, что я буду вот так стоять и ждать, пока ты прикинешь объем моих бедер, то тебя ждет жестокое разочарование. — Ее обвиняющий палец выстрелил ему в грудь. — Именно так и должна выглядеть взрослая женщина. Это тело создано Богом для выполнения определенных функций, а не для того, чтобы на него таращился какой-то болван, которого могут возбудить только девчушки, еще играющие в куклы!

— Черт. Теперь мне понятно, что первым делом мне следовало заткнуть тебе рот кляпом. — Одним движением он уложил Джейн на кровать, перекатился на нее, накрыл ее губы своими.

Страстно и яростно поцеловал. Поцелуй длился долго. Сначала губы, потом грудь, живот, ямочки под коленями, несколько остановок по пути. Раздражение Джейн растаяло как дым, уступив место желанию.

Она не знала, когда он успел избавиться от одежды. Но вскоре ее руки ласкали сильное, мускулистое тело. Для человека действия любовником он был очень неторопливым, и этот день не стал исключением. В ярком свете он утолял свое любопытство, исследуя каждый дюйм ее тела, переворачивая так и этак, на свет, против света, пока она не взмолилась:

— Пожалуйста… я больше не могу.

Он поелозил губами по ее соску и хрипло прошептал во влажную от пота кожу: