Я молчу. Ее послушать, можно подумать, что бросили ее, а не меня.
— Он что, совсем с ума сошел?
— Почему? — не понимаю я.
— Ну разве можно сравнить ее с тобой?
Сравнить, безусловно, можно. Объективно лучше я. Но ЕМУ лучше ОНА. Потому что она больше может ему дать. И больше у него взять. А я ни дать, ни взять.
— А как ремонт? — спрашиваю я.
— Плотника до сих пор достать не могу! — моментально переключается Школьная Подруга. — Поразительное дело! Никто не хочет работать. Им не нужны деньги. Им нужно только два рубля на портвейн. И все! Представляешь, я три месяца не могу найти человека, чтобы он сделал мне палку во встроенный шкаф.
— А зачем палка? — не поняла я.
— Пальто вешать! Я не могу въехать в квартиру, потому что мне некуда вешать пальто. Когда мы увидимся?
— Когда хочешь.
— Давай в конце недели.
Мы всегда договариваемся, но никогда не встречаемся. Видимо, моя прошлая жизнь, как культурный слой, опустилась под землю, а на земле другая жизнь. И голос моей Школьной Подруги звучит откуда-то из-под земли, может быть, поэтому она так и кричит, чтобы быть услышанной наверху.
— Я в тебя верю! — кричит Школьная Подруга. — Ты сильная!
Правильно. Я сильная. На мне можно воду возить.
Я кладу трубку. Из-под руки тут же выплескивается следующий звонок. Это врач. Не мой врач, а просто врач. Мы каждый год вместе отдыхаем семьями у моря и дружим взахлеб все двадцать шесть дней отпуска. В Москве мы не общаемся. Это как сезонная обувь. В одно время года носишь, не снимая, а в другое время закидываешь на антресоли. Когда мы через год встречаемся снова, то кажется, будто не расставались. Чувства свежи и прочны.
— Возненавидь! — рекомендует он. Значит, знает.
— Зачем?
— Энергия ненависти. Очень помогает.
— Выпиши рецепт, — прошу я.
— На что? — не понимает врач.
— На ненависть, на что же еще…
Он раздумывает, потом предлагает:
— А хочешь, пообедаем вместе?
Я ничего не ела с утра, а если быть точной, я не ем третьи сутки.
— Не могу, — отказалась я. — Не глотается.
— Может быть, тебе лечь в стационар? — раздумчиво предположил врач.
— В какой стационар? В дурдом? — догадалась я.
— Там тебя растормозят. А лучше всего — поменяй обстановку. Поезжай куда-нибудь.
Кити уезжает за границу после того, как Вронский поменял ее на Анну Каренину. Безусловно, поехать за границу лучше, чем лечь в дурдом.
— Я подумаю, — обещаю я.
— Думай, — соглашается он. — А я побегу. У меня операция. У меня больной на столе.
Ничего себе, больной на столе, а он треплется на посторонние темы. Вот и доверяй после этого врачам.
Я кладу трубку и думаю о тезисе «возненавидь».
Наверняка Энергия Ненависти поддерживает, как и всякая энергия. Но я сейчас люблю его как никогда, вернее, как когда-то. Когда мы шли с ним по лесу, а впереди поблескивал пруд. Над нами взлетела стая ворон и раздался шум, будто вороны побежали по верхушкам деревьев. Он остановился и поцеловал меня. Губы у него были холодные. Когда он меня желал особенно сильно, у него бывали холодные губы.
Я представляю их вместе. Она носит волосы назад, и ее удобно гладить по голове. Он гладит ее, сильно придавливая волосы ладонью. У него такая манера. Так он гладил меня, и Машку Кудрявцеву, и нашу собаку Фильку. У Фильки от этой процедуры оттягивались верхние веки, обнажались белки и глаза становились как бы перевернутыми. Такие глаза бывают на фотографии, если ее перевернуть головой вниз.
Может быть, действительно определить себя в дурдом? Раньше это заведение называлось «дом скорби». Мне дадут байковый халат, и я буду бродить, обезличенная, среди таких же, в халатах. Там все скорбят. Все в халатах. И я — как все.
В середине дня звонит Другая Подруга. Все-таки дотерпела до середины дня.
— Как ты? — спрашивает она. Хочет выяснить, как я корчусь, а потом побежать к Подруге и рассказать. Это даже интереснее, чем сходить в театр. Тут ты и драматург, и актер, и режиссер. А там — пассивный зритель.
— Что ты имеешь в виду? — не понимаю я.
— Ну, вообще… — мнется Другая Подруга.
— Индира Ганди в Москву приехала, — говорю я. — На отца похожа.
— На какого отца?.
— На своего. На Джавахарлала Неру.
— А-а… — соображает Другая Подруга. — А зачем она приехала?
— По делам. А час назад произошла стыковка грузового корабля.