— А меня с работы выгнали, — доверчиво поделился Женька.
— Где вы работали? — поинтересовалась Люся.
— В клубе ЖЭКа. Хором руководил.
— Интересно… — удивилась Люся.
— Очень! — согласился Женька. — Когда дети поют, они счастливы. Хор это много счастливых людей.
— Почему же вас выгнали?
— Я набрал половину гудков.
— Каких гудков?
— Ну… это дети, которые неправильно интонируют. Без слуха…
— Зачем же вы набрали без слуха?
— Но ведь им тоже хочется петь.
— Понятно, — задумчиво сказала Люся.
— Конечно, — вдохновился Женька. А начальница не понимает. Говорит: «Хор должен участвовать в смотре». Я говорю: «Вырастут — пусть участвуют, а дети должны петь».
— Не согласилась? — спросила Люся.
— Она сказала, что я странный и что ей некогда под меня подстраиваться. У нее много других дел.
Женька затянулся, и полоска огонька на его сигарете подвинулась ближе к губам, а столбик из пепла стал длиннее. Он стал таким длинным, что обломился и мягко упал на Женькин башмак, а с башмака скатился на ковер.
— Уронил… — удивился Женька, внимательно глядя на ковер. — Я могу поднять…
— Не надо, — сказала Люся. Она испытывала раздражение, но не хотела это обнаружить.
Женька посмотрел на нее, и Люсе почему-то стало неловко.
— Не надо, — повторила она. — Это мелочь…
— Ну конечно, — согласился Женька. Для него это было очевидно, и он не понимал, зачем об этом говорить так много.
Женьке было тепло и нравилось смотреть на Люсю, и он рассказал ей, как правильно приготовить водку; для этого нужно в бутылку «Столичной», которая покупается в магазине за три рубля семь копеек, бросить несколько кристалликов марганцовки, которая продается в аптеке и стоит гораздо дешевле. Через два дня эту водку следует процедить сквозь вату, на вате останется осадок — черный, как деготь, а водка идет голубая и легкая, как дыхание.
Женька ходил по комнате, сунув руки в карманы, обтянув тощий зад, и рассказывал — уже не о водке, а о женщинах.
Женька знал двух женщин. С одной ему было хорошо и без нее тоже хорошо. Без другой ему было плохо, но с ней тоже плохо. Женька мечтал о третьем возможном варианте, когда с ней ему будет хорошо, а без нее плохо.
Поговорив немного о любви, Женька перешел к дружбе. Он рассказал Люсе о своем приятеле, который на спор выучил язык народности «таты». Этот язык знают только сами «таты» и Женькин приятель, и больше никто.
От друзей Женька перешел к хорошим знакомым, а от них — к родственникам.
В пять часов с работы вернулся Юра. Увидев его, Женька остановился и замолчал.
— Добрый день, — поздоровался Юра.
— Да, — согласился Женька, потому что считал сегодняшний день для себя добрым.
Юра удивился этой форме приветствия и тому, что в гостях Женька, что накурено, и пепел по всему дому, и что Люся сидит в углу, сжавшись, без признаков жизни.
Все это выглядело странным, но Юра был человеком воспитанным и сделал вид, что все правильно, — именно так все и должно выглядеть.
— Как дела? — спросил Юра у Женьки.
— На работу устраиваюсь, — с готовностью откликнулся Женька. — Странная в общем работа, но дело не в этом. Когда человек работает, он не свободен, потому что по большей части делает не то, что ему хочется. Но, с другой стороны, человек не всегда знает, что ему хочется. — Женька вдохновился и похорошел. Он любил, когда интересовались его делами и когда при этом внимательно слушали. — Видите ли…
Женька запнулся, ему показалось — Юра что-то сказал.
— Что? — переспросил он.
— Ничего, — сказал Юра и повесил плащ в стенной шкаф.
Он вешал плащ, и лицо у него было рассеянное, и Женька понял, что слушал он невнимательно, и ему самому стало неинтересно.
— Я пойду… — неуверенно проговорил Женька.
— Заходите, — пригласил Юра.
— Ладно, — пообещал Женька и остался стоять. Ему не хотелось уходить, а хотелось рассказать все сначала, чтобы Юра тоже послушал. Но Юра молчал, и Женька сказал:
— До свидания.
«До свидания» он понимал буквально: то есть до следующей встречи.
Женькет ушел, а Люся легла на диван и заплакала.
Женька ушел в пять, а в восемь пришли гости.
Люся обычно надевала короткое платье без рукавов — у нее были красивые руки и ноги, — в меру короткое и в меру без рукавов. Когда мужчины видели столько красоты и меры — признак искусства, они громко восхищались Люсей и говорили, что она красивая и талантливая. Люся верила и делала вид, что не верит.