Можно и нельзя (сборник)

— А хотите, мы вам быка покажем? — предложила Фрося.

Бык стоял в отдельном закутке, прикованный к стене толстой цепью. В его носу было продето кольцо.

Это был не зверь, а какой-то адов сгусток, с широкой головищей, от которой сразу без шеи мощно начиналось и дальше шло на конус его тело. Катя поразилась, насколько отличается бык от коровы.

Бык забеспокоился и покосился на Катю. В его громадном покрасневшем глазу черным пламенем полыхала ненависть.

— Он чужих не любит… Бубнит… — сказала Лиза.

— А вы его с цепи спускаете? — спросила Катя.

— Не. Он озорной. В прошлом месяце за Васькой-шофером погнался, в баню его загнал… А как кровь достал, так и вовсе…

— Кто кровь достал? — не поняла Катя.

— Бык.

— Откуда?

— А из Васьки…

Катя поторопилась выйти из коровника. Ненависть быка распространялась на несколько метров вокруг, и было неприятно стоять в этом облаке ненависти.

Витя вышел следом.

— Вы меня тут подождите, — попросил он. — Я щас избы обойду и за вами приеду.

Катя отошла от коровника, села на свежесрезанные бревна и стала ждать.

Деревня Сережино чем-то была похожа на Яновищи и чем-то от нее отличалась. Как и люди. Один человек чем-то похож на другого: голова, руки, ноги, — и вместе с тем это совершенно другой человек.

Здесь не было озера, но деревня стояла высоко, и было такое раздолье глазу, такое разнообразие зеленых красок, от нежно-салатного до темно-зеленого, почти черного, что хоть бери и рисуй.

Подошла Лиза, села возле Кати.

— Хотите парного молока? — предложила она.

— Я его не люблю, — отозвалась Катя. Она не переносила его нутряной тепловатости.

Помолчали. Но молчание у них было какое-то общее.

— Скажите… — Катя замолчала, обдумывая, как бы лучше оформить вопрос. — Вот у меня в городе есть подруга…

— Ну?

— Так вот, эта подруга разводится со своим мужем.

— Ну?.. — Лиза ждала продолжения.

— Ну и у нее не будет мужа, — прямо сказала Катя, с надеждой глядя в Лизино лицо. Ей казалось, что эта крестьянка должна знать какую-то истинную истину, народную мудрость, которую не дано знать Кате.

— И все? — спросила Лиза.

— Вот как вы на это смотрите: женщина, еще молодая, и без мужа.

Лиза подумала и сказала:

— Так ведь в городе покоса нету.

Она считала, раз в городе не держат скот, значит, для него не надо заготовлять корма. Можно прекрасно обойтись и без мужа.

— А ребенок… без отца? — спросила Катя.

— А ребенок есть?

— Есть.

— Ну а чего еще?

Никакой особой истины Лиза не явила, то есть ее истина Кате не подходила.

— А как вы думаете… Вот если муж к другой ходит?

— Ну и что с им случится?

— Ну как… Все-таки…

— Ровным счотом — ничего!

Букву «ч» она произнесла жестко. Дальше шло круглое, несмягченное «о». И от этого «ровным счотом» — выглядело убедительно и категорично.

«А действительно, — подумала Катя, — что с им случится…» Ей хотелось не думать. Было легче так думать, не так больно душе.

По деревне, громко ругаясь, прошли два мужика. Один кричал визгливо и часто, как женщина, другой — пореже и пониже тоном.

Катя прислушалась.

Начала ссоры она не застала, и причина ее оставалась неизвестной. Сейчас они углубились в прошлые обиды: один упрекал другого, что тот не ходил на войну. Визгливый кричал, что врачам и властям было лучше знать, воевать ему или нет. Мужики скрылись за фермой, и слов стало не разобрать. Только интонации.

— Это Федька, — сказала Лиза, и было непонятно: который Федька — тот, что обвинял, или тот, что оправдывался.

— А здесь стояли немцы? — спросила Катя.

— А как же? У Фроси в сарае партизан прятался. Немцы его повесили и снимать не разрешили. Потому — показательный пост.

Термин «показательный пост», видимо, остался со времен оккупации.

Подъехал Витя.

— Чего так долго? — спросила Лиза.

— Да Логиновы уперлись. Не будут подписывать, пока им шифер на крышу не дадут. Как будто я депутат… Ну что, поехали?

В лесу стояли глубокие лужи. Витя их не объезжал, а вел мотоцикл прямо по лужам. Как вездеход.

— Нехорошо, — сказала Катя. — Две доярки на семьдесят коров. Другие на их месте взяли бы да и ушли.

— Ушли… — хмыкнул Витя. — Вот вы сколько получаете?

— При чем тут я?

— Ну все-таки, — настаивал Витя.