Последовала минута молчания.
— И я тоже должен ехать в Склифосовского? — спросил малознакомый гость.
Он обратился в никуда, и ему не ответили. Никто точно не знал, что он должен, а что — нет. Каждый мог отвечать только за себя.
— Надо вызвать машину, — предложила красивая подруга хозяйки.
— Зачем? — с осуждением спросила некрасивая подруга, так как любая конкретность в этой ситуации выглядела неуместной.
— Ну не пешком же мы пойдем в Склифосовского?
— С Новым годом! — поздравила с телеэкрана нарядная дикторша.
Гости новогоднего «Огонька» сдвинули разом тяжелые фужеры с шампанским. Раздался нежный хрустальный звон, записанный, видимо, отдельно, потому что шампанское съедает звук и наполненные фужеры звучат глухо и коротко.
— А между прочим, с Новым годом! — как бы извиняясь, сказал пятидесятилетний легкомысленный Шурка Петров, всеобщий любимец. Он был в полтора раза старше остальных, но не замечал этого. А может, не знал, и ему не сказали.
— С Новым годом, — согласились остальные и, продолжая стоять, открыли шампанское.
Пробка не взлетела в потолок, как бы понимая неуместность высоких траекторий, а отделилась скромно с сухим щелчком.
Все не торопясь выпили шампанское и вернули фужеры на скатерть.
На скатерти был расставлен старинный сервиз, на котором синим по белому были изображены картинки из прежней жизни: женщины — в кринолинах, мужчины — в париках с косичкой.
В центре стояла ваза с салатом. Если внимательно вглядеться, то можно разобрать, из чего салат составлен: картошка, морковка, зеленый горошек, крутое яйцо, отварное мясо, свежий огурец, соленый огурец, грецкий орех, яблоки, зеленая петрушка, и все это вяло утопало в майонезе.
Рядом на блюде лежала бледная осетрина с желтыми нежными прожилками и даже на вид была пресной.
Запеченная баранья нога выглядела красновато-коричневой. Гусь — оранжево-желтым. Белые грибы были маленькие, замаринованные вместе с ножками.
— Поехали! — напомнила хозяйка дома.
— А куда? — спросил глуповатый дальний родственник.
— К Рудику. В Склифосовского, — терпеливо объяснила хозяйка.
— В Склифосовского, но не к Рудику, — поправил дальний родственник. К Рудику вас никто не пустит.
— Не пустят, — компетентно подтвердил Эдик, как будто побывал в больнице и знает внутренние распорядки.
— Ну, в приемной посидим, — сказала некрасивая подруга.
— Можно, конечно, и на улице постоять. Но какая Рудику от этого польза? — спросил дальний родственник. — Какая ему разница, где мы будем стоять: там или тут?
— Но должны же мы проявить… — Алик запнулся, подыскивая нужное слово, — солидарность…
— Ты можешь из солидарности выйти на улицу и броситься под машину, сказала красивая подруга. — Но Рудику от этого легче не будет.
— Что ты предлагаешь? — спросила хозяйка.
— Врача. Ему нужна не ваша солидарность, а хороший специалист.
— У нас есть лучший специалист! — закричала жена легкомысленного Шурки. — Он профессор, академик, членкорреспондент. Член восемнадцати королевских обществ.
— А разве на земле есть восемнадцать королевств? — спросил малознакомый гость.
Он снова спросил в никуда, и ему снова не ответили.
Шурка Петров кинулся к телефону и стал звонить лучшему специалисту. Все с надеждой смотрели на его лицо. Шурка был похож на добродушного сатану.
— Занято, — сказал Шурка. — Поздравляют, наверное. Со всего мира звонят.
— А между прочим, неудобно, — сказала вдруг Шуркина жена. — Звонить старому человеку среди ночи и отсылать его на другой конец Москвы. Не так уж мы его хорошо знаем, и не такие уж у нас отношения.
— Но если от этого зависит жизнь человека, — возразил хозяин, как бы оказывая на Шурку давление.
— Между прочим, в Склифосовского свои специалисты, — сказала Шуркина жена, — и, посылая своего, мы как бы оказываем недоверие им. Это даже неэтично.
— Но если внутренние специалисты будут знать, что Рудик не с улицы, они совершенно иначе к нему будут относиться, — сказала некрасивая подруга. — Это человеческая психология.
— Так все с улицы. Отделение дорожных травм, — компетентно заявил Эдик.
— У врачей своя психология, — заметил дальний родственник. — Они во всех случаях сделают все, что от них зависит.
— Но что же делать? — в отчаянье спросила хозяйка.