Можно и нельзя (сборник)

И температура опять ползет к нулю. И сквозь эту слякоть и неразбериху — длинные междугородные звонки. Школьная подруга Нинка Полосина приглашает на свадьбу дочери.

Как бежит время: давно ли сами были девочками, вместе возвращались из школы. Теперь Нина — мама. Дочку замуж выдает.

— А сколько ей лет? — не понимает Марьяна.

— Восемнадцать. Учится на первом курсе.

А ее Колька учится в первом классе. Нина родила в двадцать. Марьяна в тридцать.

— Я постараюсь! — кричит Марьяна. Но она точно знает, что никуда не поедет.

— Поезжай! — неожиданно предлагает Аркадий. — Все-таки новые впечатления.

— Какие впечатления! — удивляется Марьяна. — Чего я там не видела?

— Ну нельзя же все время сидеть на одном месте. Нельзя быть такой нелюбопытной, — с неожиданным раздражением замечает Аркадий.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? — удивляется Марьяна.

— Надо отдавать долги. Долги юности, дружбы… Нельзя замыкаться только на себе.

Аркадий переключается с телевизора на газету. Он красиво сидит, нога на ногу. Красиво курит, щурясь одним глазом. А тут куда-то ехать. И преступность выросла. Войдет в вагон какой-нибудь прыщавый шестнадцатилетний и убьет с особой жестокостью.

Однажды, в отрочестве, Марьяна убивала гусеницу. Гусеница была сильная, с рогами, толстая, как сосиска. А Марьяна — еще сильнее и больше. Она придавливала ее к земле палкой. Гусеница выгибалась. Из нее летели сильные чувства: ненависть, боль, страх — и все это излучалось, шло волнами и доставало Марьяну, возбуждая не познанное ранее состояние. Наверное, оно называется — садизм. Садистам нужен чей-то страх, взамен нежности.

— Свадьбу устраивать в такое время… — бурчит Марьяна.

— Время не выбирают. Какое достанется, в таком и живут. И женятся, и умирают.

Это так. Время не выбирают.

Поезд тронулся, и одновременно с толчком в купе вошел второй пассажир. Марьяна сразу его узнала: известный артист, засмотренный мужик. Он был не молод и не стар. От него пахло третьим днем запоя.

Марьяна разбиралась в запоях. Ее мать пила, и Марьяна все детство слонялась по подругам и родственникам, привыкла ночевать где ни попадя. У нее была хрустальная мечта: иметь свой дом. Может быть, именно поэтому она так любила и берегла дом.

Артист тяжело осел на полку, возвышался как стог сена. Внизу — широко, к голове сходит на конус. Он тут же завозился, стал раздеваться. Марьяна вышла в коридор, чтобы не мешать человеку. А когда вернулась, он уже лежал, как стог, если его повалить.

— Вы извините, пожалуйста, — повинился артист.

— За что? — не поняла Марьяна.

— За то, что я вас не развлекаю. Не оказываю внимания.

Он извинялся за то, что не пристает к ней, не использует таких исключительных условий: двое в купе, в ночи.

Марьяне захотелось спросить: «А порядочные женщины у вас были?»

Но не спросила. Это не ее дело.

Артист тем временем захрапел. Купе наполнилось алкогольными парами.

Марьяна тоже легла и стала смотреть над собой. Она плохо спала в поезде. Она могла спать только у себя дома, только рядом с Аркадием. Первые десять лет у них были две кровати, стоящие рядом, но как ни сдвигали матрасы — все равно между кроватями расщелина с жесткими деревянными краями. Аркадий удобно возлежал на матрасе, а Марьяна льнула к нему и оказывалась в расщелине. Марьяна заменила две кровати на одну. Арабскую. Аркадий называл ее облпублдом (областной публичный дом). Кровать широкая, как стадион. Удобный матрас — ни жестче, ни мягче, чем надо. Постель — поэма. Одеяло из чистого пуха. Лежишь, как под теплым облаком. А за окном дождевые капли стучат в жестяной подоконник. За окном дождь и холодно, и волки плачут возле бывшей сталинской дачи. А мой дом — моя крепость.

Марьяна — домашний человек. У нее нет другой специальности.

В ранней молодости мучили молодые амбиции, мечтала сняться в кино, чтобы все увидели, какая она красивая. Пыталась поступить в театральное училище, но ее не взяли. Не нашли таланта. Марьяна тогда расстроилась. Аркадий утешал. У них тогда любовь горела ярким факелом. Аркадию надо было идти в армию, он не представлял себе разлуки. Притворился сумасшедшим и лег в диспансер. Его комиссовали. То ли удачно симулировал, то ли в самом деле оказался слегка шизоидным. Кто может провести грань между нормой и НЕ нормой. Где она, эта нижняя грань?