Возьми меня с собой

– Отчего это она решила бежать, такая больная? – продолжал допрос Мануэль. – Может, ты ее бил?

– Да нет.

– Тогда что?

– Ну, она искалечила ногу и танцевать не может, вот и и…

– Продал ее Жулику?

Все молча переводили взгляд с Мануэля на Бланта и обратно.

– Жулику? С чего ты взял? Я…

– Мне лгать бесполезно.

– Этот ублюдок тебе рассказал! Да я его вверх ногами…

– Ты так стыдишься сделки, что решил держать ее в секрете? – Это Роза подошла к Бланту. – Ты нарушил данное мне слово, Блант. Когда я отдавала тебе Берту, ты обещал растить ее как свою дочь. Ты бы продал собственную дочь?

– Да, и мать тоже, – сплюнув, сказал Мануэль. – Жулик мне не говорил, ты мог бы догадаться.

– Тогда откуда же ты узнал?

Блант уставился на Дженни, державшуюся в тени.

– Это она! Подслушала и выболтала! Блант был готов задушить ее.

Мануэль перехватил занесенную руку Бланта и повалил его на землю.

– Я не знаю, где Берта, и знать не хочу, а ты верни Жулику деньги, и баста. Я не желаю в этом разбираться.

Дженни видела, что все смотрят на нее со злобой, и не могла понять за что. Никто из них не сочувствовал Бланту, но Блант был свой, а она – чужая, и они с готовностью обратили свой гнев на горджио.

Мануэль и Роза отошли в сторону. Дженни не слышала, о чем они говорят, но догадаться могла.

– Пошли, – сказал он Дженни, – пора давать представление, а потом ты мне расскажешь правду.

Дженни посмотрела ему в глаза и поняла, что ничего хорошего ей этот разговор не предвещает.

Глава 7

Дженни испуганно смотрела на Мануэля, ожидая расправы. Она понимала, что зря не созналась раньше в том, что помогла Берте, а сейчас у нее язык не поворачивался сказать правду.

– Не лги мне! – зарычал он, сжимая кулаки.

– Я правда не знаю, где Берта сейчас, – заикаясь, пролепетала она.

– Да, но ты знала, куда ее посылаешь.

– Мануэль, я не думала, что тебе есть до нее дело – после нашего вчерашнего разговора…

– Мне и сейчас нет до нее дела! Но мне не нравится, что ты лезешь в наши цыганские дела!

– Она такая юная. Я должна была помочь ей, но я не хотела тебя злить.

Мануэль ударил ее наотмашь, и Дженни от неожиданности потеряла равновесие и упала, ударившись о железный очаг бедром.

– Я знал! С самого начала знал! Хоть и защищал тебя перед остальными! Что ты со мной сделала?! Заставила меня краснеть! Моя женщина сует нос в чужие дела!

Мануэль замахнулся, но на этот раз Дженни не стала ждать, пока он ее изобьет, она крикнула ему в лицо:

– Бей меня, но я все равно не жалею, что помогла ей! Ей десять лет! Я бы все равно не позволила продать ее какому-то старому уроду!

Мануэль сгреб Дженни в охапку и швырнул на кровать, так что доски затрещали.

– Не смей так со мной говорить! – проревел он и, схватив за плечи, приподнял.

Дженни вцепилась ногтями ему в лицо, царапаясь и пинаясь. Она дралась как тигрица, но он успел ударить ее еще раз, затем отшвырнул от себя, так что она плечом ударилась о стену.

– Все равно я не жалею! – крикнула Дженни. Гнев распирал ей грудь. – Берта верила мне, любила меня!

– Ах ты, дрянь, я должен был бы убить тебя за это.

– Убей, все равно я не пожалею.

Он набросился на нее с кулаками, Дженни выворачивалась, извивалась, стараясь ответить тем же. Внезапно, в пылу борьбы, все изменилось. Вместо гнева он уже испытывал страсть. Мануэль вообще легко зажигался, а когда перед ним была Дженни…

– Хватит! Довольно! – крикнул он, сжимая ее железной хваткой.

Дженни тяжело дышала, слезы застилали глаза, руки бессильно повисли. Теперь, когда ярость утихла, боль дала о себе знать. Все тело саднило.

Дыхание его участилось, желание овладело им, и то, что она покорилась ему от изнеможения, а не от страсти, уже не имело значения.

– Прости меня, – зашептал он, – пожалуйста, прости! Ты не должна была меня злить. Ты не представляешь, что ты наделала – замахнулась на права Розы, но я тебя не выдам. О, Дженни, я никогда не желал тебе зла.

За дверью послышалось какое-то движение, и Мануэль резко сел. В один прыжок он оказался у двери, открыл ее и выглянул – шел дождь. Наверное, это были звуки дождя. Довольный тем, что они одни, он закрыл дверь.

– Ты уверен, что никто не подслушивал? – тревожно спросила Дженни. Признание предназначалось лишь для ушей Мануэля.

– Нет, никого. О, Дженни, как я мог?! – воскликнул он, когда, убрав волосы с ее лица, увидел синяки.