Любовь на все времена

День Рождества начался с посещения всем двором службы в королевской часовне. Многие провели на ногах всю ночь, помогая звонить в колокола в честь рождения Христа при наступлении полуночи, и по всей Англии раздавался радостный перезвон. После этого пришел черед неумеренному питию, и незаметно подошло время идти в часовню. У королевы хватило здравого смысла поспать несколько часов, так же поступили и некоторые из ее дам.

За Рождеством наступил день святого Джона, праздник невинных младенцев, канун Нового года, новогодний день и, наконец, праздник Двенадцатой ночи. Каждый вечер были танцы, пирушки, маскарады и игры, во время которых двор веселился от души. В новогодний день Конн О'Малли, королевский распорядитель увеселений, подарил королеве брошь, такую изумительную, что о ней говорили в течение нескольких дней. Брошь представляла собой поющего петуха, вырезанного из целого рубина. Крылья и грудь птицы были окантованы золотом, на месте глаза сверкал бриллиант, кончики золотого хохолка также украшали бриллианты. Петух помещался на круглом золотом солнце с лучами, утыканными маленькими бриллиантами. Брошь была преподнесена в резной шкатулке из слоновой кости, вложенной в футляр из серебряной парчи.

Елизавету изумил и обрадовал щедрый подарок. В тот день королева находилась в особенно хорошем настроении. В течение нескольких месяцев она страдала от болезненной язвы на ноге, которая исчезла так же внезапно, как и появилась. Минуту она не могла прийти в себя, а потом сказала:

— Ты повеса, Конн, но повеса с изысканным вкусом.

Он улыбнулся.

— Этот рубин с португальского галеона, который захватили мои братья. Они решили, что мне понравится камень, поэтому и прислали его мне. Однако замысел мой, и я заставил своего ювелира выполнить его. Я петух, но вы, моя Великолепная, солнце, без которого я не мог бы кукарекать. Вспоминайте обо мне всегда, когда будете надевать брошь.

Королева кивнула, одновременно подумав о том, что она не может вспомнить ни одного из всех льстецов, обращавшихся к ней, кто говорил бы с такой искренностью. В характере Конна не было ничего скрытного, и ей была приятна эта его черта.

Когда пришла Двенадцатая ночь, Конн подарил королеве скромную золотую цепь с бриллиантами, к которой можно было прикрепить брошь. Тем самым это драгоценное украшение могло быть использовано двояко. Брошь можно приколоть или подвешивать как кулон. Королева была довольна, а другие мужчины-придворные завидовали вниманию, которое королева уделяла Конну О'Малли.

— Можно подумать, что он родился в господском поместье, этот невежественный ирландец с болот, — презрительно усмехаясь, заметил граф Лестерский лорду Берли.

Уильям Сесил улыбнулся Роберту Дадли ледяной улыбкой.

— Я считаю господина О'Малли совершенно безобидным с точки зрения политики и его претензий. Он доставляет королеве удовольствие своими проделками и ничего не просит взамен. Это ново и необычно для джентльмена нашего двора. За что же можно не любить этого человека, милорд?

— Он простолюдин! У него нет права находиться здесь, при дворе, отираясь среди более знатных людей и насмехаясь над ними, используя свое высокое положение.

— Вы ревнуете, — отметил лорд Берли, — но, чтобы ревность не затмила вам память, помните, кто сделал вас графом Лестерским, Роберт Дадли. Здесь правит всемогущая королева, и она решает, кому приходить, кому оставаться и кто может быть графом. Она так же просто может сделать нашего красавца ирландца герцогом. — Уильям Сесил, улыбаясь, стал следить за шумной игрой в жмурки, в которую играли в присутствии королевы.

Конн О'Малли с завязанными глазами, спотыкаясь, ходил с вытянутыми руками среди королевских фрейлин, которые с визгом убегали от него. Он на мгновение остановился, прислушиваясь и пытаясь определить ближайшую жертву. Потом неожиданно быстро повернулся и, вытянув вперед руки, обнял чью-то гибкую талию. Даже не сорвав с глаз повязку, он притянул девушку к себе и нашел губами ее губы. К его великому удивлению, полный рот под его губами оказался непривычным к поцелуям, но его пленница не сделала попытки вырваться из его рук. Это, должно быть, была одна из молоденьких девушек, прислуживающих королеве. Однако он не припомнил, чтобы кто-то из них был так высок. Привычным движением он прижался к ней одновременно и телом, и губами и почувствовал, как ее губы становятся мягче, а сама она начинает дрожать. Такая реакция немедленно вызвала в нем защитный инстинкт. Кто она, эта девушка?