Все радости — завтра

Виллоу бросилась в объятия Скай и крепко обняла ее.

— Ох, мама! Обещаю тебе, что ты будешь только гордиться мной! Я найду себе самого знатного мужа, смягчу гнев королевы, и она позволит тебе и Адаму вернуться.

Скай улыбнулась сквозь слезы и нежно поцеловала дочь.

— Мне будет не хватать тебя, ох, как будет не хватать!

— Нам нужно ехать, — вмешался Робби, — она либо усвоила твои уроки, либо уже не усвоит. Виллоу всегда была умницей, не думаю, что она причинит нам неприятности.

Старшему сыну Скай посоветовала держаться подальше от споров между англичанами и ирландцами.

— Это нелегко, я знаю, — говорила она, — но постарайся подумать о будущем. Ты теперь женат, скоро пойдут дети, и ты можешь предложить им только Баллихинесси. Эта земля принадлежит О'Флахерти уже триста лет. Ты не должен утратить эту землю из-за каких-то горячих голов или церкви.

— Но ведь религия тоже говорит о будущем, мама.

— Конечно, Эван, но подумай все-таки, если уж человек почитает Господа, так ли важно, КАК он это делает? Спроси самого себя, почему ты должен терять свои земли из-за того, что итальянский папа и английский монарх не могут договориться о догматах?

— Поэтому ты и не становишься никогда ни на чью сторону, мама?

— Твой дед, Дубхдар О'Малли, святой человек, возлюбленный Господом, учил меня, что главное — это семья. И так я и поступала. Я не смогла воспитать тебя так, как мне бы хотелось, но все-таки ты — мой сын. Ты станешь поступать так, как тебе кажется лучше, и будешь следовать своей совести. Я не завидую тебе, Эван, сейчас Ирландия разорвана и озлоблена. — Она протянула к нему руки, и он тоже обнял ее. — Бог в помощь, мой старший! — сказала Скай.

Потом обняла и расцеловала по очереди всех остальных, пока его юное и нетерпеливое лордство, сам граф, стоял, постукивая по полу элегантным сапогом. Он попрощался с матерью отдельно, чтобы не ронять своего достоинства. Наконец с прощаниями было покончено, и три юные дамы забрались в карету, а молодые люди сели на лошадей. Из окна кареты махали руками Скай и Адаму. За первой каретой ехала вторая, более вместительная, с камеристками, лакеями и багажом. Обиходные вещи, необходимые новобрачным, были отправлены в Нант несколькими днями раньше.

Когда путешественники скрылись из виду за поворотом дороги, Адам шумно вздохнул.

— Ну, девочка, поехали домой! — сказал он и помог ей сесть в ожидающий их небольшой экипаж.

Скай сидела в карете, охваченная глубокой депрессией. Старшие дети уехали, младшие проведут несколько дней в Аршамбо с кузинами и кузенами. Она вздыхала всю дорогу в Бель-Флер.

— Я старею, — произнесла она с печалью.

Адам взглянул на прекрасное, но удрученное горем лицо жены и начал смеяться.

— Неужели я так одомашнил тебя, милая, что ты теряешь равновесие без своего выводка?

— Ты не понимаешь! — воскликнула она. — Старшие сыновья женаты, и, может быть, после прошлой ночи их жены уже беременны. Старшая дочь будет искать мужа при дворе. Через год я стану бабушкой! Я просто постарела.

Он снова рассмеялся и, обняв ее, скользнул рукой в вырез платья и нащупал мягкую грудь.

— Мадам, — сказал он, провоцирующе поглаживая сосок, — вы, конечно, зрелая женщина, не могу отказать вам в этом, но все-таки, Скай, тебе не исполнилось еще тридцати четырех. — Его пальцы умело развязали шнурки ее блузки, и в конце концов обнажились обе груди. — Боже, как они прекрасны! — выдохнул он, зарываясь лицом в ложбинку между ними, покрывая ее трепещущую плоть поцелуями.

Скай почувствовала, как в ней нарастает возбуждение. Он пробежался рукой по ее черным кудрям и стал поглаживать шею.

— Если вы думаете отвлечь меня, монсеньор, — протестующе прошептала она… но, когда его вторая рука скользнула к ней под юбки и двинулась дальше, она смогла только простонать:

— Адам! Ох, милый!

— Все-таки ты просто бесстыдная шлюшка, старушка, — дразнил он ее.

— Не старая! — вдруг вскрикнула она, осознав тут же, как это глупо звучит. Конечно, она не чувствует себя старше двадцати лет. Успокоившись, она начала игриво поглаживать его, и ее пульс участился, когда она ощутила его твердое горячее копье. — Я не состарюсь, пока могу делать с тобой это, дорогой, — прошептала она ему на ухо, расстегивая одежду и освобождая его.

Адам резко перебросил ее к себе на колени и, приподняв ее юбки, пристроил поудобнее свое могучее копье. Издав сладострастный стон, она ощутила, что его орудие полностью вошло в нее. Она сидела на коленях Адама, упершись ногами в бархатную обивку кареты. Их руки переплелись, как и их языки, они страстно целовались, качаясь на сиденье в такт толчкам экипажа.