Спичка

Митч уткнулся в блокнот и стал рисовать какую-то коробку. Он снова и снова обводил карандашом ее контуры.

Сэм, как обычно, тут же назвал вещи своими именами:

— «Дэйтабек» тотчас заберет свое предложение назад, едва узнает об этих машинах. Если мы не будем молчать, то не будет и никакого предложения.

— Тогда это упрощает нашу задачу, не правда ли? Итак, мы лжецы или не лжецы?

Митч отшвырнул карандаш:

— Сюзанна, должен тебе сказать, что этот твой снисходительный тон меня возмущает. Ты ведешь себя так, будто имеешь прямую связь с небесами.

— У нас была миссия, — сказала она, выделяя интонацией последнее слово. — Мы вместе отправились в это приключение и всегда были честны в нем. Мы не лгали. Мы никого не надували, ничего не крали, не устраивали мелких пакостей. И мы сделали большие деньга, превышающие наши самые смелые мечты. Но делать деньги — это было совсем не то, ради чего было задумано приключение. Это было лишь частью приключения. А само приключение состояло в том, чтобы пробиться и доказать наше превосходство.

Митч поднялся:

— Это все красивые слова, но мы здесь пытаемся решить будущее тысяч людей.

— Это не просто слова! — воскликнула она, чувствуя, как колотится в груди сердце, и отчаянно пытаясь заставить понять и их. — Это испытание для всех нас.

Митч неодобрительно фыркнул и нахмурился.

— Людям ежедневно выпадают различные испытания, — заявила она. — Пусть и не такие драматические, как у нас. Какой-то клерк дает вам слишком много сдачи. Вернете ли вы лишнее? Друг рассказывает расистскую шутку. Вы рассмеетесь? Вы что, будете скрывать доходы, мухлевать с налогами? Вы будете разбавлять спиртное водой? Когда человек занимает свою позицию? Когда он говорит «Стоп! Достаточно! Вот то, во что я верю, и я буду стоять на этом до конца»!

Уголки рта Сэма скривились в сардонической ухмылке.

— Ну разве это не восхитительно? Вы только послушайте ату богатую девочку. Лишь тот, кто никогда не был беден, может быть до такой степени морально чист.

Мышцы затылка заныли от напряжения, ладони стали влажными, но она все умоляла понять ее:

— Вы что, не видите? Здесь все упирается в наши нравственные устои.

— Это бизнес, — сказал Митч. — Мы просто обсуждаем деловые вопросы.

— Нет, — возразила она. — Это нечто гораздо большее, чем бизнес.

Он бросил на нее взгляд, полный горечи и удивления.

— Ты что, хочешь, чтобы мы упорствовали, даже если наши убеждения пошлют нас на смерть?

— Да. Да, я хочу именно этого. — Она подошла к нему ближе, так что их разделял только угол стола. — С самого рождения меня учили жизненным правилам. Моя бабушка, мой отец. — Она посмотрела на человека, все еще бывшего ее мужем. — И ты, Сэм. Ты — более всех. Но ни одно из этих правил никогда не казалось мне абсолютно верным. И вот сейчас, сегодня — именно в этот момент — я точно знаю, кто я. Я знаю, во что верую. А верую я в нашу миссию. Я всегда верила в нее. И задача нашей миссии вовсе не замыкается на одной лишь «Сисвэл». Она касается всей нашей жизни. Достоинство, превосходство, честность, гордость за то, что мы делаем, и отстаивание этих принципов. Вот что делает жизнь стоящей.

Лицо Сэма сделалось жестким, а Митч, казалось, заколебался. Она повернулась к Янку, чтобы оценить его реакцию, и наткнулась на отсутствующее выражение лица. Ничего прочитать на нем было невозможно — как на белом листе бумаги.

Пока она изливала душу, он погрузился в собственный мир, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Сюзанна со щемящим сердцем направилась к выходу. Конец приключения был близок. Она уже чувствовала это. Их смелое и отважное приключение стало перерастать в нечто, вызывающее отвращение, в нечто нечистоплотное. Ей захотелось причинить им боль за то, что они здесь творят, и единственный доступный ей способ ранить их — это заставить громко сказать правду о самих себе.

— Ставлю на голосование, — глухо произнесла она. — Мы скажем «Дэйтабек» правду или нет?

— Голосование только среди нас четверых совершенно бессмысленно, — отозвался Митч. — Ясно, что мы расколемся.

— Нет! Я хочу голосовать. Я подвергаю всех нас испытанию. Прямо здесь и сейчас. Прямо в этот момент. Мы уткнулись в стену, и каждый из нас должен занять ту или иную позицию. Мы должны объявить, во что верим.

Митч потянулся к ней. Движение вышло неуклюжим, словно он рассчитывал остановить мановением руки поток ее слов. Она отодвинулась от него подальше, твердо вознамерившись довести дело до самого конца.