Плененные страстью (Сборник)

Но для женщины эти ночи превратятся в пытку.

Она никогда не видела голого мужчины. Даже Жерара. А сама сразу же после ванны спешила одеться. Горничная обливала ее водой, закутывала в полотенце и спешила принести халат.

А сейчас ее словно выставили на всеобщее обозрение. Дрю чувствовала себя неуклюжей, неловкой, глупой и до смерти напуганной.

Жерар никогда бы так со мной не поступил.

Девушка вздрогнула. Бесполезно думать о том, что могло бы быть…

А что делает отец? Сейчас, в ночь, когда принес свою невинную дочь в жертву богу роскоши и богатства?

Прекрати! Хватит!

Она ведет себя, как робкий ребенок, жертва, когда должна держаться настоящей королевой. В конце концов, отныне она хозяйка Уайлдвуда!

Что бы это ни означало…

«…Дрю Каледон, со своей стороны, должна стать хозяйкой Уайлдвуда, включая выполнение супружеского долга по отношению к мужу, а также всех домашних дел, как то: управление домом, садом, надзор за слугами, ведение счетных книг, выдача припасов, устройство обедов, во время которых необходимо развлекать гостей, и других функций, входящих в круг супружеских обязанностей…»

Обычный контракт. Заверенный адвокатами. Корт знает, как получить свое. Она — всего лишь один из пунктов в длинном списке. Пункт, за выполнением которого он присмотрит, как только появится время.

И Дрю добровольно подписала контракт, отдав себя в рабство, побуждаемая покаянными обещаниями отца исправиться и его же мечтами о жизни, полной роскоши и богатства. Для них обоих.

Но разве у женщины когда‑либо есть выбор? Хотя бы у ее матери?

Тишина в доме тревожила все больше.

«Обитель тайн», — в отчаянии думала девушка. За этими стенами она спрятана надежнее, чем в монастыре.

И узнает все секреты женщины и мужчины еще до того, как закончится день.

Кольцо оттягивало палец, сжимало, напоминая о том, что это НАВСЕГДА.

Как единственный шаг может навсегда изменить жизнь человека…

Должно быть, он давно женился бы, если бы не стремление заполучить Оук‑Блаффс…

И Дрю.

Он медленно, шаг за шагом поднимался наверх. Как легко… слишком легко отдаться на волю плотских инстинктов. Жаль, что он не может жить одними чувствами, как проклятый Ленуар. В этом случае он, не задумываясь, хватал бы что хотел, и черт с ними, с последствиями!

Ленуар пребывал в полной уверенности, что получит Оук‑Блаффс. И Дрю.

Но теперь все кончено. Виктора обуздали. Пока. Хотя особых иллюзий относительно тестя Корт не питал. Ленуар остался с носом и убрался: Корт постарался его удалить еще до того, как новобрачные покинули церковный двор. Остался лишь момент истины… наедине с Дрю.

Он сам — автор этой пьесы, но не известно, как будет развиваться действие. Дрю, вне всякого сомнения, все еще неравнодушна к Ленуару, что еще больше затрудняет его обладание девушкой.

Его надменность и заносчивость либо напугали, либо обозлили Дрю. И Корт почти предвкушал, как она набросится на него. Он предпочитал такую Дрю. Полную жизни и огня.

Для него.

Ему не нужна кукла, которая будет послушно покоряться любому окрику и приказу. Такую можно купить на любой улице Нового Орлеана.

Но леди купить невозможно.

Голая Дрю. В его постели.

Кровь бросилась ему в голову.

Он купил Дрю.

Корт тряхнул головой и, сбросив фрак, швырнул на консоль.

Он не рыцарь в серебряных доспехах и готов первым это признать. Его мотивы так же низки, как у любого мужчины, которому приспичило взять женщину, если не считать того, что эта женщина — единственная, которая ему нужна.

Но неразборчивость не в его характере.

За фраком последовал галстук, повисший на фарфоровой статуэтке. Штиблеты разлетелись по коридору.

Похоть с каждой минутой разгоралась все сильнее.

Интересно, как часто мужчине приходится самому готовить декорации для сцены обольщения?

При мысли о Дрю, обнаженной, дрожащей, ожидавшей за дверью, ожидавшей его, у Корта помутилось в голове.

И пусть она не хочет его…

Он был уверен, что она услышала позвякивание ключа в замочной скважине, но когда Корт ступил в комнату, даже не обернулась.

Корт сам не знал, чего ожидал. Но уж, конечно, не увидеть Дрю, спеленатую, как мумию, и сидящую у окна. Какой невероятно худенькой и хрупкой она казалась в эту минуту!