Муравьи

Новый кадр: человек, сидящий на корточках, держит двумя руками короткий меч и упирается им себе в живот.

«Ритуальное самоубийство, “сеппуку”, также является одной из особенностей японской культуры. Нам, конечно, трудно понять…»

– Телевизор, все время телевизор! Он отупляет! Он забивает наши головы одинаковыми картинками. И показывают они к тому же какой-то бред. Вам еще не надоело? – воскликнул Джонатан, вернувшийся несколько часов назад.

– Оставь. Это его успокаивает. После смерти собаки ему приходится несладко… – механически сказала Люси.

Джонатан взял сына за подбородок.

– Ну что, толстяк, плохи дела.

– Тихо, не мешай.

– Ух ты! Как он стал с нами разговаривать!

– Не с нами, а с тобой, – уточнила Люси. – Ты не больно-то часто его видишь, вот и не удивляйся, что он с тобой холодноват.

– Эй, Николя, а ты сделал четыре треугольника из спичек?

– Нет, это мне не катит. Я телик смотрю.

– Ну, если это тебе не катит…

Джонатан с решительным видом начал манипулировать валявшимися на столе спичками.

– Обидно. Это… развивает.

Николя не слышал, все его мысли заняты передачей о Японии. Джонатан вышел из его комнаты.

– Что ты делаешь? – спросила Люси.

– Ты же видишь, я собираюсь. Я возвращаюсь туда.

– Что? О нет!

– У меня нет выбора.

– Джонатан, теперь скажи мне, что там внизу тебя так приворожило? Я ведь, в конце концов, твоя жена.

Джонатан ничего не ответил. Глаза его бегали, губы по-прежнему дергались в некрасивой гримасе. Устав с ним бороться, Люси вздохнула:

– Ты убил крыс?

– Когда я там, они держатся на расстоянии. А иначе я достану вот это.

Джонатан потряс большим кухонным ножом, который до этого долго затачивал. Взяв в другую руку галогенный фонарь, он направился к двери в подвал. За спиной у него был рюкзак с большим запасом провизии и его инструментами слесаря-взломщика. Едва слышно Джонатан бросил:

– До свидания, Николя. До свидания, Люси.

Люси не знала, что делать. Она схватила мужа за руку.

– Ты не можешь вот так вот взять и уйти! Ты должен поговорить со мной!

– Люси, я тебя умоляю!

– Ну как с тобой разговаривать, чтобы ты понял? С тех пор как ты стал спускаться в этот проклятый подвал, ты сам не свой. У нас денег в обрез, а ты накупил целую кучу инструментов и книг про муравьев.

– Я интересуюсь слесарным делом и муравьями. Это мое право.

– Нет, это не твое право. Ты должен кормить сына и жену. И если все пособие уходит на покупку книг про муравьев, я…

– Ты подашь на развод? – закончил за жену Джонатан.

Люси подавленно отбросила его руку.

– Нет.

Он взял ее за плечи. Его губы снова передернулись.

– Доверься мне. Мне нужно дойти до конца. Я не сошел с ума.

– Ты не сошел с ума? Да ты посмотри на себя! Краше в гроб кладут, можно подумать, что тебя по-прежнему лихорадит.

– Мое тело стареет, голова – молодеет.

– Джонатан! Скажи мне, что происходит внизу!

– Нечто потрясающее. Надо спускаться все ниже, все ниже и ниже, если хочешь однажды подняться… Ты знаешь, это как в бассейне, достигаешь дна и отталкиваешься, чтобы всплыть.

И он зашелся в безумном хохоте, который еще секунд тридцать зловещими раскатами гремел на винтовой лестнице.

Плюс тридцать пятый этаж. Тонкое покрывало из веточек создает эффект витража. Солнечные лучи сверкают, проходя сквозь этот фильтр, потом звездным дождем падают на землю. Мы в солярии Города, на «заводе» по производству граждан Бел-о-кана. Здесь стоит страшная жара. Тридцать восемь градусов. Так и должно быть, солярий полностью развернут на юг, чтобы как можно дольше получать тепло белой звезды. Иногда, когда веточки начинают служить катализатором, температура поднимается до пятидесяти градусов!

Движутся сотни лапок. Самая многочисленная каста здесь – это кормилицы. Они складывают яйца, снесенные Матерью. Двадцать четыре кучки составляют штабель, двенадцать штабелей – ряд. Насколько хватает взгляда, ряды уходят вдаль. Когда солнце прячется за облаком, кормилицы перемещают кучки яиц. Надо, чтобы самые маленькие были всегда хорошо обогреты. «Влажное тепло – для яиц, сухое тепло – для коконов» – вот старый мирмесеянский рецепт по выращиванию здоровых малышей.

Слева находятся рабочие, отвечающие за температуру. Они собирают выделяющие тепло комочки перегноя и сохраняющие тепло кусочки черного дерева. Благодаря двум этим «батареям» в солярии постоянно поддерживается температура от двадцати пяти до сорока градусов, в то время как на улице всего пятнадцать.