404  

И как раз в эту странную обстановку явился совсем неожиданный гость: министр финансов и миллионер, разодетый и даже благоуханный Терещенко. Заседание уже кончилось, но Станкевич остался посмотреть.

Это был первый министр, который явился поклониться Исполнительному Комитету! – Исполком всё же не рискнул бы вызвать министра. До того молодой человек – - тридцати лет ему не было, не старше Станкевича, и до того с услеженной наружностью, без усов, без бороды, по-европейски подстрижен, костюм от лучшего портного, уголок носового платка из нагрудного кармана, крахмальный воротничок, бабочка, сияющая улыбка (а глуповатая), – а вокруг по всей комнате черно-красные ленты: «вы жертвою пали».

А из Екатерининского зала доносится марсельеза и вопли, принимают очередной гвардейский полк.

По чьей бестактности этот сахарозаводный наследник и принц киевских шантанов стал революционным министром? Уж после этого ничего более экстравагантного он не мог выкинуть, ни даже вот явясь в Исполнительный Комитет. А явился – кажется только познакомиться и показать свою обворожительность? Обходил, любезнейше жал руки членам, рассыпался в комплиментах, давал понять, что он тоже читал отцов социализма. Как болтовню наполняют светскими мелочами, так он рассказывал тут, что уже перестраивает государственный бюджет на демократических началах. И о чём только просил: прислать к нему в министерство нескольких советских, помогать в этой работе.

Власть! – наша революция давала задуматься о ней. Ведь как будто революция и производится, чтобы свергнуть одну власть и утвердить другую. Но – странное впечатление вызывал вот такой министр, да и коллеги его: как будто они робели перед властью, не понимали её и себя в ней.

Но так же диковаты были и эти революционные пиджаки, которые вот раскланивались с благоуханным министром. Сами-то они брать власть не хотели никак, а «пусть либерализм обанкротится перед лицом широких масс». (И: чёрт его знает, чем ещё кончится эта революция, и эта война, и эти двенадцать миллионов под ружьём, что с ними делать?) Сам Исполнительный Комитет брать власти не хотел ни за что – но связал и правительство так, чтоб оно не имело власти.

Но непонятно осталось: зачем же Терещенко приходил?

А вот что: ведь ничего не сказал о 10 миллионах рублей Совету!

И как-то опешили от его ласковости, никто и не спросил.

636 (армейские фрагменты)


* * *


В Особой армии в гвардейском стрелковом полку Его Величества солдаты отказались спороть с погонов царские вензеля. Генерал Гурко приказал: не принуждать солдат.


* * *


В Каменец-Подольске, где штаб Юго-Западного фронта, генерал Брусилов собрал в обширном Народном доме митинг из солдат и офицеров. Из его речи присутствующие узнали, что Брусилов никогда не любил династии, как ни украшал его бывший царь орденами и аксельбантами, купить его ласками было невозможно, – а всегда оставался верен народу. И что ему всегда претила надоедливая церемония отдания чести, он рад от неё отделаться.


* * *


Командир 22-го армейского корпуса генерал барон фон-Бринкен в момент принесения его корпусом присяги Временному правительству внезапно упал перед строем: умер от разрыва сердца.


* * *


Как теперь понимать отменённую присягу? Кое-где дошло до драки между частями присягавшими и неприсягавшими.


* * *


Батальон из резерва повели вечером работать на передовую линию. По дороге в темноте кто-то закричал: «А что нам идти башку подставлять, что мы, дурные?» И другой: «У всех слобода, а нам башку подставлять?» Офицеры всё же уговорили. Но когда прошли всю дорогу – и всю по грязи – солдаты окончательно отказались. И весь батальон отправили назад в резерв.

Ещё через ночь их водили уже в другое место, по сухой дороге. С перекурами, с переговорами добрели к работам перед полуночью. Повозились малость – и через два часа пошабашили.

А ещё на следующий вечер сказали: «Там на рабочем месте грязь.» И не пошли.


* * *


И две роты 14-го Финляндского стрелкового полка отказались идти на работы, днём. Начальник дивизии генерал-лейтенант Селивачёв, небольшого роста, а с длинным лысым черепом, сам отправился в лес к этим двум построенным ротам, поздравил их с принятием присяги и предложил рассказать, как они её понимают. Вышел унтер-офицер и доложил: раньше они дрались за немцев и предателей родины, а теперь – за счастье свободной России. Генерал громко спросил, согласны ли роты. Ответили, что согласны. Тогда он объяснил им, что долг и повелевает драться при всех условиях. Обещали работать безропотно.

  404  
×
×