41  

И смотрел напряжённо.

Вот так подчинённый! – не имеет права докладывать. Но правда, у него своё начальство, министерство путей.

Только что не потребовал с Алексеева клятву. А поглядывал испуганно и пятнами краснел. Шаткий, выворотной.

– Ваше высокопревосходительство! Я получил шифрованную телеграмму от министра Некрасова. Он…

И – не говорил дальше. А положил перед Алексеевым саму телеграмму в печатных цифрах и чистовую расшифровку своей рукой, чернилами.

Алексеев стал читать – и ощутил, что краснеет и сам, хотя этого с ним не бывало.

Некрасов сообщал Кислякову, что готовить надо не два литерных поезда, как обычно, а один – но с особой тщательностью и при запасном паровозе, так как отъезд бывшего царя из Ставки будет носить характер ареста, с каковою миссией и прибудет делегация членов Государственной Думы!

Вот оно что?! Вот как? А Алексеев и совсем не догадывался!

Арест? Делегация?

Да ведь он сам и просил командировать представителей для сопровождения.

Но кто же мог думать так?…

Та-ак…

Поджимая губы, Алексеев перечитывал. Смотрел на Кислякова. С Некрасовым, а то и с Бубликовым? – своя у него переписка. Глаз да глаз.

А больше и говорить с ним было нечего: сказал – спасибо.

– Ну что ж, готовьте.

– Но вы, ваше высокопревосходительство…? Но я считал, что вам не могу не доложить?…

– Да, правильно. Спасибо.

Отпустил.

Спасибо? – или лучше бы не говорил? Ещё навалил тяжесть.

Добровольно отрёкся, не боролся, – и за что же?…

Но – стать на место Временного правительства – можно понять и эту меру. В первые дни становления правительства – и свободно разъезжает бывший царь?

Та или иная мера неизбежна.

Теперь что ж? – надо всё выполнить?

Да у Алексеева ничего и не спрашивали, требовалось от Кислякова.

Хотя странно – и обидно – что лично его не удосужилось Временное правительство известить.

Или – не доверяло?

А между тем – кто же будет… провожать, устраивать?

И – новый горячий укорный толчок в сердце: а – сказать? Государю – сказать?

Как же – не сказать??

Но он, будто, дал и слово. И чтоб не было эксцессов.

Но в какой-то момент это неизбежно сказать?…

Или – не говорить вообще? Пусть так и едет?

Нет, всё-таки порядочность требует сказать. Так долго работали вместе.

Сходить сейчас – и сказать? Он ещё не спит.

Разволнуется.

А завтра будет обряд прощания – и Государь перед всеми скажет что-нибудь резкое, лишнее?

Узнав заранее – Государь может что-то передумать. Переменить решение, как хотел переменить с отречением. И вдруг – откажется ехать? Откажется повиноваться? Или захочет ехать в другое место?

И – что тогда делать?

Сердечно жалко, – но как ни жалко, царь должен нести свой жребий и все выводы из своих поступков.

Да, благоразумнее – скрыть до самого последнего момента.

О, скорей бы его увозили! Как устал Алексеев от этой двойственности, от этих сокрытий.

Сегодня ночью не дёргали к аппарату. Алексеев запер дверь, зажёг лампаду и на коленях долго молился.

Прося Господа – простить.

Во всём этом что-то тянулось, что надо было – простить.

ВОСЬМОЕ МАРТА, СРЕДА

498

Чем дальше Воротынцев загонялся в румынскую глушь – тем надсадней ощущал всю свою поездку как позорную болезнь, о которой никому не расскажешь, или – как впад в слабоумие. Хотел бы он забыть её начисто! Не разгадал, упустил, проволочился никчемным привеском через самые центры событий, – отступя по дням, это было всё резче видно. Может быть, он ничего и не мог бы сделать, но в бою совершаешь и невозможные шаги. А он и не шевельнул рукой. Да хотя бы 1 марта, – нельзя офицеру в Петроград? но он был дома, переодеться в штатское – и ехать? А куда ехать? Кого искать?… С чем?

И не облегчало узнать, что не один Воротынцев растерялся – растерялись все. Вся императорская армия. И Ставка. Сам царь. И брат его. И вся Россия.

Что говорить о Воротынцеве, когда весь Балтийский флот «примкнул к революции во избежание гибели», – чьей гибели? своей? или революции?

Вот и в штабе Девятой – Воротынцев застал всех растерянными и никто не мог сказать о прошлом: что же надо было делать? А своим отречением Государь как вырвал землю из-подо всех. Верховный Главнокомандующий – внезапно, первый, ушёл с поста, и не обратился ни к кому к нам за помощью. Кто б и хотел защищать монархию, – как?

  41  
×
×