Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3

А Лечицкий сказал: всё равно ничего не поделать…

А сослуживцы по штабу армии и кого Воротынцев повидал в поездке по корпусам – были встревожены, уязвлены, ироничны, или даже равнодушны (или даже перекрашивались под новую власть?), – но никто не разделял, что надо немедленно, вот тут же, самим, что-то резкое предпринять.

Армия – всегда и на всё ждёт команды.

Как мы все разъединены! Все дёргаемся поодиночке. Офицерство оказалось – сплошное баранство. Мы смелы в своём обязательном строю, в бою против Гинденбурга, – но пришло с неожиданной стороны, из-за нашей спины, – и какой мрази уступили?

Впрочем, большинство когда умело что-нибудь сделать? Большинство и всегда лениво духом, на него надежды нет.

Но – немыслимо не противостать этому разложению! Ведь на этом не кончится, пойдёт ещё глубже. Лечицкий прав: это – осыпь земляной кручи, и она тронулась ещё только по верху. О революции уже все пишут как о чём-то, произошедшем три недели назад. Хо-го! Она только начинается!

И надо спешно искать наилучшей точки: и – чтоб самому не сползти, и – чтоб удержать. Если это вообще кому-нибудь посильно.

Воротынцев стал спать дурно, его жгло, что надо немедленно делать! Он ждал ответа от Свечина. Свечин пока дал телеграмму, что – надеется устроить.

Решение – не рождалось. Первое соображение военного – применить к ситуации военные средства. Но такие средства – у кого были? И был бы у Воротынцева свой прежний полк – сегодня, конечно, тоже разлагаемый – так и тоже не то, вращённый в костяк фронта, отдельно не вынешь. И: революция – точно как зараза: тот, кто хочет приблизиться лечить от неё, – обречён прежде заразиться сам.

Да и что на Румынском фронте можно делать?

Он только мог присоединиться к кому-то крупному и сильному.

Но вот – и Лечицкий не собирал таких. Западный фронт – на уровне Москвы! – мог быть таким центром действия! – но вот Лечицкий не брал его.

Вчера весь день стоял туман, над городишкой Романом, а сегодня подул совсем тёплый ветер, туман сдёрнуло, под солнцем и небом открылся Серет и степь за ним в сторону Ясс – нигде уже ни клочка снега, и только чёрные-пречёрные плодороднейшие поля, ждущие семян, и такие же чёрные взмешенные дороги, по которым проехать совсем невозможно. На несколько дней вся Девятая армия потонула в этом море грязи. Но каждый, кто становился пощуриться под солнцем и принять этот обещательный ветер в лёгкие, – узнавал вокруг и в себе каждогоднее, каждый год удивляющее ликование весны – толчком в грудь, вмещающее в нас сноп радости, самоуверенности и надежд.

В такую погоду, и чувствуя себя молодым – нельзя не верить в успех.

И в этот солнечно-голубой день – пришла Воротынцеву телеграмма из военного министерства. Не от самого Гучкова, но от помощника его, генерала Новицкого. А содержание – захватывало дух: немедленно прибыть в министерство получить назначение с большим повышением!

Такая телеграмма может прийти офицеру – раз в жизни. И не в каждой жизни.

Да Воротынцев, признаться-сказать, и ждал такой телеграммы. И даже удивлялся, почему не шлют: обиделся на него Гучков?

Воротынцеву, в его разряде командира полка, повышением было бы – получить дивизию и генеральский чин. А – большим повышением? Сразу корпус?…

Или… революция чудит… или – даже Армию потом вскоре?

Всё может быть, когда прежние начдивы и комкоры начали сыпаться как сосновые шишки.

«Дорогу независимым!»… На этом тезисе ведь и было их совпадение с Гучковым. Об этом и мечтали: сменять по непригодности, а не по старческой только болезни. Это и обличали: загромождение командных постов засидевшимися стариками.

Головокружительный соблазн.

Выбор – целой жизни…

Какой выбор? Да, конечно, я согласен! Кто может быть не согласен?

А Лечицкий сказал: не время сейчас возвышаться.

Но и именно – время! Но и важней всего – управлять событиями сейчас!

Но если Лечицкий не видит силы в Главнокомандовании Фронтом – то что может сделать корпусной? Получить от Гучкова корпус, – а с чего он окажется крепкий и стойкий?

И потом: идти сейчас к Гучкову – значит и служить этой самой революции? Разве Гучков позовёт – противодействовать ей? Он же сам – петроградская власть.

Но революция – это событие слишком огромного масштаба, чтоб его безошибочно разглядеть изблизи. И из революций тоже выходили могучие государства, на века.