Делатель королей

Асквибо явно не пришлась Анне по душе.

– Надо быть диким, как горец, чтобы глотать подобную гадость.

– Покорнейше благодарю, – усмехнулся Уорвик.

– Ты слышишь? Кажется, ветер стих.

Действительно, их окружала полнейшая тишина. Не хлопали ставни, не дребезжали стекла в свинцовых переплетах. Даже огонь в камине горел ровным беззвучным пламенем.

Донесся далекий крик лодочника на Темзе:

– Завтра день святого Давида, первое марта. Весна!

Уорвик коротко взглянул на дочь.

– Обещай мне, что завтра же напишешь Эдуарду нежное письмо. Ты должна мурлыкать, как кошечка. Он под каблуком у Маргариты, не спорю, но влюблен-то он все же в тебя, или же мои глаза ничего не видят и годятся лишь воронью.

Анна молчала.

– Девочка…

– Хорошо. Я напишу мужу, хотя, Господь свидетель, это мало чему поможет.

– Не говори так! Он обязан прибыть в Англию, он должен мне помочь. В противном случае его опередит Йорк, и тогда я не поручусь, что моя голова не окажется на Лондонском мосту.

Анна вздрогнула.

– Нет. Вы, милорд, сильнее всех. И это вы Делатель Королей!

Уорвик печально усмехнулся:

– Не притворяйся глупее, чем ты есть, Энни. С тобой я откровеннее, чем с кем-либо. Я устал, я измотан, болен и…

– И ты тем не менее пьешь!..

Анна так стукнула кубком по столу, что расплескала водку.

– Клянусь святым Давидом, отец, что завтра я напишу Эду. Но при одном условии. Обещай мне, что несколько дней, хотя бы неделю, ты не будешь пить. И не говори мне ничего. Молись, уповай на Бога, уйди с головой в дела, спи, принимай послов, скачи в дальние гарнизоны, но не пей.

Уорвик поднял бровь.

– Что это, юная леди? Вы ставите условия?

– Да. Ты мой отец, и у меня нет выбора.

Уорвик усмехнулся.

– Это шантаж, дитя.

Анна негодующе взмахнула рукой.

– Ах, отец, не стоит касаться моральных устоев, которые ты сам давно расшатал. Всем известно, что Уорвик никогда ничего не делает просто так.

– Это политика, дитя.

– Надеюсь, мне, как будущей королеве, полагается это знать.

И она, точь-в-точь как отец, повела бровью.

Герцог засмеялся:

– Что ж, твоя взяла. Как политик, я нахожу твое предложение выгодным и соглашаюсь на него.

В тот же миг бутыль полетела в камин. Уорвик проследил за ее полетом.

– Procul ex ocules, procul ex mente!^[8] – смеясь, воскликнула Анна.

Уорвик хмыкнул.

– Ты что же, думаешь, у меня нет другой?

– Да хоть дюжина. Это неважно. Главное – у меня есть твое слово.

Какое-то время они с улыбкой глядели друг на друга.

– Уже поздно, Анна. Ступай к себе.

Анна приблизилась к отцу и подставила лоб для поцелуя.

– Храни тебя Господь, дитя мое!

– Да пребудет он и с тобой, отец! Я напишу письмо мужу! Обещаю!

Подхватив шлейф, она быстро пошла к двери. Высокая, стремительная, легкая. Уорвик с печальной нежностью глядел ей вслед.

Ни отец, ни дочь не знали, что это была их последняя встреча.

4

Анна потянулась всем телом. Вставать не хотелось, но уже пора.

Вчерашняя ссора с отцом обескуражила ее. Он потребовал от дочери вернуться к супругу, а Анна скорее откусила бы себе язык, чем поведала ему о своих отношениях с Ланкастером. А теперь… Теперь она дала слово написать письмо. Письмо Эду.

Откинув одеяло, она села. Вайки, звякнув бубенчиками на ошейнике, спрыгнул на пол. Девушка встала. Гофрированная рубашка из белого батиста облегала ее до пят. Она сунула ноги в меховые шлепанцы и пошла к столу, где возвышался массивный письменный прибор и лежали наготове листы пергамента.

– Я напишу это письмо… Я напишу это письмо…

Она вспомнила Эдуарда. Серые глаза, гладкие душистые волосы до плеч, персиковый румянец, как у девушки. «Он казался завидным женихом, – думала она. – И отец уверен, что Эд любит меня. Я должна написать ему так, чтобы он примчался в Англию на помощь отцу».

Она обмакнула перо и начертала:

«Высокочтимый принц Уэльский! Я, Анна, супруга вашего высочества, справляюсь о вашем здравии и…»

Анна сжала виски пальцами и швырнула лист в огонь. Несколько мгновений она глядела, как скручивается и темнеет в пламени пергамент. Она вспоминала письма, которые посылал ей Эдуард в эти два месяца. Поначалу тон их был тревожным, даже нежным. Упреков не было. Лишь неотступно звучал вопрос: кто был до него? Ричард Глостер или… Филип Майсгрейв? Это имя возникло не сразу, но Анна была до того напугана, что не стала распечатывать последующие письма, сразу кидая их в камин. Тогда Эдуард прислал ей записку через своего отца-короля. Записка была сухой, официальной, но Анне сразу стало легче. Пришло даже послание от королевы Маргариты – любезное, полное литературного красноречия. Анжуйка владела живым и легким стилем. Письмо было написано на латыни. Но и ей Анна не стала отвечать. И вот теперь отец…

---

8 С глаз долой – из сердца вон! (лат.)