123  

Добравшись до лагеря, он спешился и стащил свою пленницу с лошади. Внеся ее в свою юрту, приказал он находящейся там женщине:

— Принеси воды, Есуген! Я хочу, чтобы эта сука очнулась!

Женщина с гладкими волосами и лицом, изнуренным годами тяжкого труда, бросила на него тусклый взгляд, но торопливо подчинилась.

Первое, что почувствовала Валентина, придя в себя, было ощущение, что голова больше не кружится. Тем не менее глаз она не открывала. Она пыталась вспомнить, что произошло, а вспомнив, застонала. Она открыла глаза и увидела прямо над собой лицо Тимур-хана. Она содрогнулась. Никогда не видела она человека более устрашающей внешности. С его выбритой головы свешивалась коса, а его длинный французский нос казался странным в сочетании с желтой кожей, высокими скулами и непроницаемыми раскосыми черными глазами.

Узкий рот сложился в косую ухмылку, которая обнажила острые, цвета слоновой кости зубы.

— Ты очень красива, — сказал он. — Жаль, что ты не девственница, но я все равно порадуюсь, когда ты будешь делать то, что мне хочется. К ночи я выдою тебя, как умелую шлюху, а к завтрашнему утру ты будешь умолять меня, чтобы я дал тебе мой член! — Он грубо прижался губами к ее рту.

Она оказалась не такой уж беспомощной, как он думал. Валентина попыталась отвернуться и изо всех сил укусила его за нижнюю губу, почувствовав вкус его крови и услышав, как он взвыл от боли.

— Никогда! — сказала она с яростью, хотя голос ее был не громче шепота.

Глаза Тимур-хана бешено сверкнули. Навалившись на Валентину своим сильным телом, он злобно ударил ее несколько раз по лицу, с каждым ударом ее голова моталась из стороны в сторону.

Однако Валентина не сдавалась и выплюнула ему в лицо смесь своей слюны и его крови.

— Никогда! — повторила она хрипло.

Женщина подбежала вытереть лицо Тимур-хана, и Валентина заметила в ее глазах восхищение и жалость. Это выражение быстро исчезло, пока она бормотала какие-то слова сочувствия своему господину, аккуратно вытирая его лицо тряпкой.

Тимур-хан яростно вскочил на ноги, отшвырнув женщину в сторону.

— Убирайся с моей дороги, Есуген! — Он рванул Валентину за волосы, наматывая на кулак шелковистые пряди — Ты заплатишь мне за это оскорбление, сука! Ох, ты заплатишь! — Он вытащил ее из юрты.

Она заморгала, ослепленная ярким солнечным светом, потому что в юрте было сумрачно. Тимур-хан тащил ее, преодолевая ее сопротивление, к центру лагеря, где в землю были вкопаны два толстых столба. С них свисали кожаные петли. Тимур-хан просунул в них кисти ее рук и крепко затянул их, правда, не настолько крепко, чтобы ограничить движение крови.

— Сейчас, сука, ты поймешь, что значит пренебрегать мной, — прорычал он. — Татары! Несите ваши кнуты!

Она висела, растянутая между двух столбов, кончики ее туфель едва касались земли. По команде своего господина Есуген бегом принесла кнут и с поклоном вручила его Тимур-хану. Он щелкнул кнутом, потом сказал мужчинам, собравшимся вокруг него, каждый из которых держал в руках свой кнут:

— Поработайте кончиками кнутов! Я хочу, чтобы она осталась голой, но чтобы отметин на ней не было.

Потрясенная Валентина смотрела, как мужчины вокруг начали постегивать ее кнутами. Хотя удары и жалили, но они были не очень болезненны. Однако постепенно ее одежда начала превращаться в лохмотья и, наконец, ничего не осталось от ее красивого атласного красного халата, который ей дала Борте Хатун. Когда от халата остались лишь развевающиеся на ветру обрывки, Тимур-хан приказал Есуген сорвать их, и та торопливо повиновалась.

Стоя спиной к своему господину, женщина тихо сказала Валентине:

— Ты очень храбрая женщина, но глупая. В конце концов он добьется своего.

Валентина покачала головой.

— Нет, — тихо сказала она. — Прежде я убью себя. Черные глаза Есуген с жалостью смотрели на нее.

— Он ни за что не позволит тебе сделать это, — сказала она. — Ты будешь жить до тех пор, пока он не решит, что тебе пришло время умереть. — Она сделала шаг назад. — Она раздета, мой господин.

Тимур-хан подошел к распятой на столбах Валентине. Внимательно осмотрел и ощупал ее, выискивая родимое пятно в форме четверти луны. Наконец он кивнул удовлетворенно.

— Значит, моя мать сказала правду. Это хорошо, потому что лучше мне взять тебя в жены, чем убивать, хотя я бы убил тебя, если бы ты действительно оказалась дочерью Явид-хана. Сейчас, однако, я накажу тебя, потому что ты оскорбила меня. Есуген! Привяжи ей ноги!

  123  
×
×