Прага

IX

Март. Серия газетных статей и телевизионных сюжетов, десяток концентрических кругов, расходящихся от эпицентра в Будапеште (Джонова рабочего стола, если быть сейсмически точным) и доносящих дрожь через океаны: Я обещаю, что это моя последняя заметка об этой сделке, но ее повороты и изгибы стоят того, чтобы держать их в поле зрения, пока болтаешь ногами в уютном кресле в фойе отеля «Форум» и раздраженно спрашиваешь безразличную официантку, почему они не в состоянии сварить нормальный кофе. Потому что теперь, с «Медиан», новая Капиталистически-Демократическая Венгрия™ завоевала шумное, грубое расположение настоящей живой транснациональной корпорации, и лучшей аттестации для осиротевшей бывшей красной нации, которая надеется вступить в семью народов, чем холодноглазое благословение людей, чьи деньги для этих народов важны, быть не может.

…Если вы помните наш сюжет несколько месяцев назад — о парне из нашего города, молодом кливлендце далеко в восточной Европе, чьи усердие и решительность…

Наконец в разгар дня окна можно открывать на несколько дюймов. Кристина открывает окно.

— Стоит отпраздновать свежим воздухом, — мягко говорит она — ведь неловким тыканьем пополам с расплескиванием Имре управился с соломинкой: тонкая струйка апельсинового сока пузырится между его губ, и, напившись, он моргает лишь раз, когда она спрашивает, не хочет ли он еще. Не хочет ли он свежего воздуха? Не нужно ли еще подушку? Не хочет ли он послушать цыганскую музыку? У нее по-прежнему не хватает духу рассказать этим мигающим глазам, как дела в издательстве. Она решила, что ему пока не надо себя этим утруждать, но она понимает, что ей просто невыносимо первой сказать ему, или, может, хуже — последней узнать, что он уже давно знает и не потрудился сказать ей, одобрил все это задолго до болезни. И потому ей трудно смотреть на Имре; от кипящего в ней сиропа из вины и ярости у нее тошнота и головокружение. Нельзя ни кричать, ни плакать, и вместо этого Кристина пытается заставить себя наслаждаться ролью этакой профессиональной сиделки — скучающе-бодрый голос, фальшивая улыбка и усталые глаза, — которая позволяет себе раз в день сбегать домой, чтобы принять душ-ванну и переодеться, и в последние дни Кристина с опустошительным огорчением замечает, что ей даже не в радость обычные прелести начала весны. Недавно она заметила, что в Будапешт пришло «нетерпеливое время», как выражалась ее мать: когда дети требуют, чтобы зима наконец прекратилась, и ненавидят затененные участки между домами, где укрывается последний снег, упрямые и жуткие маленькие объедки, точно по форме тени-защитницы.

Адвокатская контора, где работает Невилл Говард, занимает второй этаж итальянской виллы в самом начале проспекта Андраши; первый этаж до сих пор бледен и все бледнеет розовым пережитком иных времен, красных времен, когда вилла стояла на проспекте Народной Республики, или даже времен еще краснее, когда она стояла в конце проспекта Сталина. К недовольному кудахтанью Невилловой фирмы первый этаж все еще занимает Общество венгерско-советской дружбы, которому в последнее время остается только смотреть, как его цели и идеалы исчезают после опьяняющих событий, одного за другим, и вот уже сам советский посол ищет другую работу, напрочь забыв о старых Друзьях. Члены общества прилипли к интерьерам виллы, как застенчивый плющ, они глотают злобу и сомнения, выслушивают презрительные «здрасьте» новых соседей — специалистов по рынку ценных бумаг — и глазеют в окна, которые еще принадлежат им, на декоративные деревянные скамеечки проспекта Андраши. Там, под свежим солнечным теплом и над быстро сдающим позиции снегом, молодой клиент (новоиспеченный финансовый гений) и молодой адвокат (чья звезда в фирме быстро идет вверх) держат послеобеденный совет; оба откинулись на спинку и вытянули ноги, оба греются на солнце, подставляя ему сомкнутые веки и расстегнутые пальто.

— Ему немного получше, — говорит молодой клиент. — Кажется, он был рад меня видеть, насколько можно по нему понять. Жалко. Я объяснил ему суть сделки, стоимость его доли, договоренность о попечении. Кажется, он был рад, что я обо всем позаботился, насколько он меня понял. Фффф, сложные чувства — ну, наверное, это неизбежно. Так вот. Исполнять все эти мелочи по нему — тебе, а то мои планы уже в общем определены.