Прага

На обратном пути к реке он редактирует обращение, которое теперь переносится в ее бунгало (Я только хочу, чтобы ты поняла, как…). По пути Джон заходит в редакцию, любезно проговаривая за Эмили ее ответы (Конечно, я на тебя нисколько не сержусь, входи, всякое бывает, мммм, ты ужасен…).

— Отлично. Нас нежданно посетил Пройс. Минуточку вашего времени, саа. — В последнее время главный усвоил манеру диккенсовского учителя, и Джону смешно от такого вызова: строгая бровь, манящий указательный палец крючком, медленно сгибается и разгибается, будто главный прилежно щекочет подбородок невидимого перепуганного ребенка. Редактор затворяет дверь, прыгает в кресло и начинает яростно черкать в бумагах. — Очень хорошо. Прайс. Ты уволен. Очистить стол и вон отсюда через — будем справедливы, — пятнадцать минут. И нет: никаких рекомендаций.

Джон падает на пустой стул и трет глаза, еще сухие и зудящие после относительно бессонной ночи (Ты и правда хотела бы, чтоб я оказался страдающим девственником?).

— Дружище, я полужив. Я уже сто лет толком не спал. Да, пока не забыл: на стриптизерш у меня, наверное, еще денек уйдет. Почти готово.

— Нет необходимости, — бормочет редактор и яростно вычеркивает целую строчку.

— Ой, ну не давите. Правда, еще денек. Сегодня у меня встреча с тем квартетом, который ставит оргию в пустыне. Обещаю — к завтрашнему готово.

Редактор поднимает глаза от черканья:

— Ты еще здесь. Ты меня слушал? Пятнадцать минут начались, когда я сказал «пятнадцать минут».

— И еще у меня есть другая идея. Как думаешь: может, сделать серию очерков о послах, таких светских. Теннис с американским послом. Безнадежное рысканье по ресторанам с французским. Секс клубы с датским. Грустное, нищее разглядывание витрин с болгарским и северокорейским.

— Ты что, вомбат? Простые же действия. Забери свои вещи. Мои оставь. И уходи. Больше не попадайся мне на глаза.

— Вы на что-то злитесь?

— Мистер Прайс. Если вы так хотите провести… — Театрально отодвигается манжета, взгляд на циферблат черных пластиковых часов, подсчеты в уме, манжету на место, пальцы сплетаются на крышке стола, — …тринадцать минут — как хотите. Ты думал, посольство не пожалуется? Ты думал, я тебя прикрою? Или что ты прокатишь за символ свободной прессы? Это преступление — печатно называть сотрудников посольства шпионами или хотя бы этим угрожать. Прав ты или нет, посольство все равно сердится. А отвечать мне.

— Они сказали, будто я сказал, что я на… — Несколько долгих секунд Джон таращится на немигающего главного. Смутная возможность, что Эмили все неверно поняла, сказала кому-то из начальства, а те позвонили главному…

— Ты еще здесь? Ты ведь не собираешься утомлять меня лекциями о свободе печати, а, мой юный идиот? Все-таки у тебя побольше ума. Давай иди.

Джон сидит не шелохнувшись и пытается сообразить.

— Вы хотите, чтобы я позвонил кому-нибудь и объяснил, или что?

— Нет Я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас же.

— Вы собираетесь уволить меня за это? Это смешно. Я поссорился со своей девчонкой, и вы увольняете меня за измену родине? Абсурд.

— Еще здесь? Ладно, мистер Прайс. Очевидно, ты думаешь, что я мартышка. Я согласен, это, нафиг, не «Таймс» и не «Прага Пост», но, знаешь, мы не окончательно коррумпированные, глупая ты манда. Ты получал или ты не получал плату от персонажей статей, которые ты писал для нашего издания?

— Но это совершенно вырвано из контекста. Вы все не так поняли, кто бы ни был вашим источником.

Главный уже заводился, его ноздри зажили собственной активной жизнью.

— Еще здесь? Отлично. Мистер Райли, необразованный, болтливейший человек из службы безопасности посольства, который ночью пробудил меня от глубокого сна, также сообщил мне, что это не ваша девчонка, мистер Прайс, и что вы, я цитирую этого несчастного, «до сегодняшнего дня хищнически преследовали упомянутую молодую особу». Так что вы уж меня простите, мистер Прайс, но я снова спрошу: вы, нахер, еще здесь?

— Это стопроцентный нонсенс. Абсолютная ложь.

— Восхитительно. Уже горячее отрицание. Преступный сексуальный шантаж? Ну вроде того. Злоупотребление доверием газеты? Да, но тут ничего серьезного, скорее вопрос интонации. Преследования? Конечно, нет. Миста Пройс, вы еще здесь?

Но его уже нет. Большие часы на стене отдела новостей с гулким щелчком удобно укладывают минутную стрелку на цифру три, спустя пятнадцать минут после прихода Джона, и Джон выходит за дверь редакции с тремя предметами, которые с полным правом может считать своими. Прямо за дверью его останавливает Карен Уайтли, целует, шепчет: «Если я чем-то могу помочь…» — и спешит обратно в редакцию.