Хроники Заводной Птицы

– Не выходит? – снова, как попугай, повторил я за ним.

Чуть замявшись, человечек быстро облизал губы.

– Может, вы не в курсе. Ничего страшного. Но я не знаю: то ли она не может выходить, то ли не хочет. Вам, верно, хочется знать, но меня, пожалуйста, не спрашивайте. Я толком ничего не знаю. Хотя чего вам беспокоиться? Никто ее силком не держит. Это вам не в кино и не в книжке какой-нибудь. У нас такого не бывает.

Я аккуратно поставил пивную бутылку на пол.

– Ладно! Зачем вы сюда явились?

Усикава отбил ладонями барабанную дробь на коленях и решительно тряхнул головой.

– Ой, и правда! Я ж вам еще не сказал. Как это меня угораздило, надо же? Совсем забыл, пока представлялся. Есть у меня одна слабинка: наговорю всякой ерунды, а про главное – забуду. Поэтому у меня все время проколы. Ну, хоть поздно, но скажу: вообще-то я работаю на старшего брата Кумико-сан. Зовут меня Усикава… впрочем, я это уже говорил, и про Уси тоже… У господина Нобору Ватая я что-то вроде личного секретаря. Нет, не такой секретарь, как у депутатов. У них парни повыше классом работают, особая порода. Но ведь секретари тоже разные бывают, Окада-сан. Я из другой категории, из низов, так сказать. Предположим, на свете существуют домовые. Тогда я из тех, кто почумазей, кто забился куда-нибудь под ванну или в уголок шкафа. Но мне много не надо. Представьте: вылезет замухрышка вроде меня – что тогда будет со светлым образом Ватая-сэнсэя? Нет, на виду должен быть другой – стройный и чтоб лицо интеллигентное. А то заявится лысый коротышка: «Привет! Я личный секретарь господина Ватая». Все ж со смеху умрут. Так я говорю, Окада-сан?

Я молчал.

– Значит, я для сэнсэя обделываю разные делишки… ну, то, что другим видеть не положено… темные, так сказать. Всякое такое… неофициальное. Скрипач за сценой. Я в таких делах спец. Кумико-сан, к примеру. Хотя, Окада-сан, вы, бога ради, не подумайте, что приглядывать за ней мне в тягость. Ничего подобного. Жалко, если от моих слов у вас такое впечатление сложилось. На самом-то деле все совсем наоборот. Ведь у сэнсэя, кроме Кумико-сан, другой сестры нет. Он так ею дорожит! Поэтому это поручение – присматривать за ней – такая честь для меня…. Честное слово!.. Не посчитайте за наглость, Окада-сан, нельзя ли попросить бутылочку пива? От этих разговоров в горле пересохло. Я знаю где – сам возьму. Похозяйничал тут немного, пока вас дожидался, – слазил в холодильник.

Я кивнул. Усикава поднялся, сходил на кухню и достал из холодильника пиво. Вернувшись на диван, он с видимым удовольствием присосался к бутылке. Его крупный кадык двигался под кожей над узлом галстука как живой.

– Что может быть лучше под конец дня, чем бутылочка хорошенько охлажденного пива? А, Окада-сан? Кое-кому, есть такие – чересчур разборчивые, слишком холодное пиво не нравится. Вот уж никогда не соглашусь. Первая бутылка должна быть такая холодная, чтобы даже вкус как следует нельзя было разобрать. Вторую можно так сильно не охлаждать, но первая как лед должна быть, чтоб аж в висках ломило. Вот как я люблю.

Не отрываясь от подпорки, я глотнул пива из своей бутылки. Усикава, плотно сжав губы, оглядел комнату.

– Должен отметить, Окада-сан, у вас здесь чистенько, даже без жены. Браво! А я, стыдно сказать, совсем свой дом запустил. У меня там настоящий бардак. Помойка, свинарник. Ванна больше года не мыта. Забыл сказать: моя жена тоже от меня ушла. Пять лет назад. Так что я вам сочувствую, Окада-сан. Вернее… может, я не точно выразился… я вас понимаю. Не-е… у меня так, как у вас получилось. Жена сбежала, а по-другому и быть не могло. Муж я никудышный оказался, хуже не придумаешь. Значит, и нечего жаловаться. Наоборот, шляпу надо перед ней снять за то, что столько лет меня терпела. Если бы вы знали, какой я отвратительный муж. Шлея под хвост попадала – бил ее часто. Никого другого пальцем не могу тронуть, а ее поколачивал. Каков подлец, а? Блошиная душонка! На людях я тише воды, ниже травы, меня можно и Быком называть, и как угодно. Все проглочу. А стоило домой прийти – сразу вымещал зло на жене, бил. Хе-хе-хе! Кошмар! И главное – понимал ведь, что делаю, а остановиться не мог. Это прямо болезнь какая-то. Так избивал, что жену потом узнать было нельзя. И не просто бил – колотил о стену, ногами пинал, обливал горячим чаем, бросал в нее что под руку попадется. Чего только не творил! Стоило детям за мать заступиться – и им доставалось. Малышам – семь, восемь лет им тогда было. Не жалел, бил со всей силы. Будто дьявол в меня вселился. И хотел остановиться, и не мог. Потерял контроль над собой. Думал: «Ну все! Хватит!» И не знал, как остановиться. Вот ведь как! И вот пять лет назад – дочери тогда пять исполнилось – я ей руку сломал. Жена больше терпеть не стала, забрала детей и ушла. С тех пор я их ни разу не видел. И ничего не слышал о них. Что поделаешь? Сам во всем виноват.