Хроники Заводной Птицы

– В конце концов, все к лучшему, – говорил старик. – Если бы я не потерял слух, меня скорее всего послали бы на смерть куда-нибудь на южные острова. Так случилось с большинством оставшихся в живых у Номонхана. Номонхан для императорской армии – позор, поэтому всех, кто пережил его, посылали в самые жестокие бои. Им просто говорили: поезжайте туда и умрите! Штабные крысы, устроившие у Номонхана бойню, потом дослужились до больших чинов. Некоторые типы после войны даже стали политиками. А парни, которые по их приказу шли в бой, почти все полегли.

– А почему армия так стыдилась Номонхана? – поинтересовался я. – Войска сражались с таким мужеством, многие погибли. Зачем тогда к оставшимся в живых надо было так бездушно относиться?

Но Хонда-сан, казалось, не расслышал моего вопроса. Еще раз со стуком перемешал гадальные палочки.

– Будь осторожнее с водой, – только и сказал он.

На этом наш разговор тогда завершился.

* * *

После ссоры с отцом Кумико мы перестали ходить к Хонде-сан. Посещать его, как раньше, зная, что услуги старика оплачиваются из кармана тестя, я не мог. Платить самим (а сколько это стоило, я так и не выяснил) не позволял наш семейный бюджет. Тогда, после свадьбы, в материальном отношении мы еле-еле держались на плаву. Так мы и потеряли связь с Хондой-сан – как обычно забывает стариков занятая собою молодежь.

* * *

Даже лежа в постели, я продолжал думать о Хонде-сан. Пробовал сопоставить то, что он говорил о воде, с рассказом Мальты Кано. Хонда предупреждал меня об осторожности. Мальта Кано повышала свой духовный уровень на Мальте, чтобы исследовать воду. Совпадение, может, и случайное, но обоих вода как-то очень волновала. Этот факт начинал меня тревожить. Я представил картину боев у Номонхана: советские танки и пулеметные гнезда, текущую за ними реку. И непереносимую жажду. В темноте мне отчетливо слышался шум реки.

– Тору! – тихо позвала меня Кумико. – Ты не спишь?

– Не сплю.

– Я про галстук. Только что вспомнила. Тот самый, в горошек. Я сдала его в декабре в чистку. Он весь как-то замялся, надо было отгладить. А забрать забыла.

– В декабре? Это ж полгода назад!

– Ты же знаешь, со мной такого не бывает. Я ничего не забываю. Что вдруг произошло? Такой замечательный галстук. – Кумико положила руку мне на плечо. – Это чистка, что у станции. Как ты думаешь, он еще у них?

– Завтра схожу. Думаю, что там.

– Почему? Уже полгода прошло. Обычно в химчистках невостребованные вещи списывают через три месяца. После этого за них никто больше не отвечает. Почему ты думаешь, что галстук сохранился?

– Мальта Кано сказала, что он отыщется. Причем где-то вне нашего дома.

В темноте я почувствовал на себе взгляд Кумико.

– То есть ты ей веришь?

– Начинаю верить.

– Так скоро ты и с моим братом начнешь разговаривать, – довольно произнесла жена.

– Все может быть, – отозвался я.

Кумико заснула, а я продолжал думать о Номонхане. Все солдаты спали. Небо над головой было усеяно звездами, громко стрекотали армии сверчков. Шумела река. Слушая ее течение, я заснул.

5. Страсть к лимонным карамелькам

•

Птица, которая не могла летать, и высохший колодец

Покончив с завтраком, я сел на велосипед и направился к станции, в химчистку. Хозяин – тощий человек лет пятидесяти, с глубокими морщинами на лбу – слушал оркестр Перси Фэйта, что звучал из стоявшего на полке музыкального центра. Это был большой «Джей-ви-си» с дополнительными выносными динамиками. Рядом высилась целая гора кассет. Оркестр во всем блеске звучания струнных выводил «Тему Тары». Хозяин, насвистывая под музыку, в глубине заведения энергично разглаживал сорочку паровым утюгом. Я подошел к прилавку и, извинившись, объяснил, что в конце прошлого года мы сдали в чистку галстук и забыли получить его. Мое появление в полдесятого утра в этом спокойном мирке было равносильно прибытию гонца с дурными вестями в греческой трагедии.

– Квитанции, конечно, у вас нет? – произнес хозяин каким-то бестелесным голосом, обращаясь не ко мне, а к календарю, висевшему рядом с прилавком. На июньском листе календаря красовался альпийский пейзаж – зеленая долина с привольно пасущимся стадом коров и контрастные белые облака, плывущие на фоне Монблана, Маттерхорна или какой-то другой вершины. Затем хозяин перевел взгляд на меня. При этом на его лице будто было написано: «Лучше бы ты не вспоминал о своем чертовом галстуке!» Взгляд был очень прямой и красноречивый.