Хроники Заводной Птицы

Я кивнул.

– Странствуя по свету, Мальта постоянно писала мне. Конечно, иногда мешали обстоятельства, но, как правило, каждую неделю я получала от нее большое письмо. Она сообщала, где находится, чем занимается. Нас разделяло много километров, но мы очень дружили и могли в письмах делиться чувствами. Что это были за письма! Если бы вы их прочитали, вам стало бы понятно, какой замечательный человек моя сестра. Благодаря этим весточкам я смогла открыть для себя столько миров, узнать о многих интересных людях. Ее письма меня подбадривали, помогали расти – я всегда буду очень благодарна за них сестре и никогда этого не забуду. Но письма – это только письма. В самые трудные подростковые годы, когда я больше всего нуждалась в старшей сестре, она находилась где-то далеко. Ее не было рядом, и в семье мне было очень одиноко. Одна во всем свете. Тогда я очень мучилась от боли – дальше я расскажу об этом подробно. Не к кому было обратиться за советом. В этом смысле я была такой же одинокой, как Мальта. Если б тогда она была рядом со мной, моя жизнь, может быть, сложилась бы немного иначе. Она могла мне что-то посоветовать, помочь. Но говорить сейчас об этом нет смысла. Так же как и Мальте, мне пришлось прокладывать в жизни дорогу самой. И когда мне исполнилось двадцать, я твердо решила покончить с собой.

Крита Кано взяла чашку и допила кофе.

– У вас замечательный кофе, – сказала она.

– Спасибо. Может быть, хотите перекусить? Я только что сварил яйца.

Чуть подумав, она сказала, что съела бы одно. Я принес из кухни яйца и соль. Налил ей еще кофе. Мы не спеша очистили и съели яйца, выпили кофе. Зазвонил телефон, но отвечать я не стал. После пятнадцати-шестнадцати звонков аппарат смолк. На Криту Кано звонки не произвели никакого впечатления. Она их будто не слышала.

Съев яйцо, она достала из сумки маленький носовой платок и вытерла губы. Одернула юбку.

– Решившись на самоубийство, я собралась написать предсмертную записку. Просидела за столом целый час, пытаясь объяснить, почему ухожу из жизни. Хотела написать, что в моей смерти никто не виноват, что ее причины кроются во мне самой. Я не хотела, чтобы потом кто-нибудь по ошибке винил себя в случившемся.

Но написать записку я так и не смогла. Переписывала ее раз за разом, но каждый новый вариант казался глупее и нелепее предыдущего. Чем серьезнее мне хотелось написать, тем несуразнее получалось. Наконец я решила отказаться от этой затеи.

Все очень просто. У меня наступило разочарование жизнью. Я больше не могла выносить всю ту боль, которая сидела во мне. Я ее терпела двадцать лет. Все это время в жизни не было ничего, кроме непрекращающейся боли. Я изо всех сил старалась ее выдержать и абсолютно уверена, что сделала все, что могла. Могу с гордостью заявить: я не собиралась уступать, сдаваться без боя. Но к своему двадцатому дню рождения пришла к выводу, что жизнь не стоит того, чтобы тратить на нее столько сил.

Крита Кано замолчала и только разглаживала пальцами уголки лежавшего на коленях носового платка. Когда она опускала глаза, ее длинные накладные ресницы отбрасывали на лицо мягкие тени.

Я откашлялся. Наверное, надо было что-то сказать, но в голову не приходило ничего путного, и я промолчал. Издалека донесся крик Заводной Птицы.

– Боль привела меня к решению умереть. Боль, – продолжала она. – Это не метафора. Я имею в виду не душевные страдания, а чисто физическую боль. Простую, обыкновенную, явную, физическую – и от этого еще более острую – боль. Головная, зубная боль, мучения от месячных, боли в пояснице и плечах, жар, ноющие мышцы, ожоги, обморожения, вывихи, переломы, ушибы и так далее. Я страдала от боли гораздо чаще других, да и болело у меня во много раз сильнее. Возьмем, к примеру, зубы. Похоже, в них от рождения был какой-то дефект. Они болели круглый год. Как бы тщательно я их ни чистила по нескольку раз в день, сколько бы ни воздерживалась от сладкого, все напрасно. Зубы болели несмотря ни на что. Вдобавок на меня почти не действовала анестезия. Поэтому визиты к зубному врачу превращалось для меня в кошмар. Боль была неописуемая. Ужасная. Потом эти муки с менструальными циклами. Месячные проходили у меня очень тяжело, и целую неделю нижняя часть живота болела невыносимо. При этом меня еще жутко мучили мигрени. Наверное, вам трудно это представить, но от боли нельзя было сдержать слез. Эта пытка повторялась каждый месяц и длилась целую неделю.

Когда приходилось летать на самолете, голова от перемены давления, казалось, готова была лопнуть. Врачи говорили, что это как-то связано с устройством моего вестибулярного аппарата. Говорят, так бывает, когда у человека повышенная чувствительность на перепады давления. То же самое я часто ощущала в лифте. Поэтому мне нельзя пользоваться лифтом в высотных зданиях. Кажется, голова треснет от боли и оттуда хлынет кровь. А что было с желудком! Минимум раз в неделю меня скручивали такие острые приступы, что невозможно было подняться утром с постели. Несколько раз я проходила обследование, но причину врачи так и не нашли. Может быть, это имело отношение к психике. Какие уж тому причины – не знаю, но боли не прекращались, а ведь еще надо было ходить в школу. Если бы я пропускала занятия всякий раз, когда у меня что-то болело, в школе бы меня почти не видели.