Казалось, будто какое-то воспоминание пытается вырваться наружу из тесной коробки, в которую его упрятали. Я чувствовал, как оно неловко, но настойчиво тычется в стенки в поисках выхода. Достаточно слабого намека, чтобы потянуть за ниточку и без труда распутать весь этот клубок. Загадка ждет решения, но отыскать эту тонкую ниточку никак не удается.
В конце концов я прервал эти мучительные размышления. «Забудь обо всем… Ты спишь и видишь сон, раскинувшись в теплой грязи. Все мы вышли из теплой грязи, все в нее и вернемся».
Было уже шесть, но по-прежнему никто не звонил. Явилась только Мэй Касахара и попросила глоток пива. Я достал из холодильника банку и разлил на двоих. Захотелось есть, и я сделал себе бутерброд – два ломтика хлеба, между ними ветчина и лист салата – и стал жевать. Мэй посмотрела и заявила, что тоже хочет. Мы молча жевали и пили пиво, а я время от времени еще посматривал на часы на стене.
– У вас что, телевизора нет? – спросила Мэй.
– Нет.
Она чуть прикусила губу.
– Я так и думала. Значит, ты не любишь телевизор?
– Да нет, я бы не сказал. Просто обхожусь как-то без него.
Немного подумав, девчонка поинтересовалась:
– А сколько лет ты женат, Заводная Птица?
– Шесть, – ответил я.
– И все шесть лет жили без телевизора?
– Ага. Сначала денег не было. А потом привыкли. И без него хорошо. Тихо.
– Вы, наверное, были счастливы.
– Почему ты так думаешь?
Мэй скорчила гримасу:
– Понимаешь, я без телевизора и дня бы не прожила.
– Из-за того, что ты несчастливая?
Проигнорировав мой вопрос, она сказала:
– А теперь Кумико-сан не пришла домой. Так что ты уже не такой счастливый, Заводная Птица.
Я кивнул и отхлебнул пива.
– Получается, что так. – И в самом деле получается, что так.
Девчонка сунула в рот сигарету, привычным движением зажгла спичку.
– Послушай, скажи мне, только откровенно: я уродка, да?
Я поставил стакан с пивом и снова посмотрел на нее. Пока мы разговаривали, мои мысли блуждали где-то далеко. Черная с бретельками майка Мэй была ей немного великовата, и, чуть опустив глаза, я хорошо разглядел в вырезе маленькую девчоночью грудь.
– Никакая ты не уродка. Что это тебе взбрело в голову?
– Так все время говорил парень, с которым я встречалась. Ты, мол, некрасивая, и груди у тебя маленькие.
– Это тот, что тебя на мотоцикле разбил?
– Вот-вот.
Я наблюдал, как Мэй медленно выпускает изо рта дым.
– Молодые люди часто болтают подобные глупости. Не умеют выразить как следует то, что чувствуют, и потому нарочно говорят все наоборот, раня этим других людей, да и себя тоже. Так что про уродину – это все чушь. Ты очень симпатичная. Правда!
Задумавшись над моими словами, Мэй стряхнула пепел в пустую банку из-под пива.
– А твоя жена красивая, Заводная Птица?
– Ну, как сказать. Даже не знаю. Кто-то скажет «да», кто-то, может, – «нет». Дело вкуса.
– Хм-м! – Девчонка со скучающей миной постучала ногтями по стакану.
– А как твой приятель с мотоциклом? Ты с ним больше не встречаешься? – поинтересовался я.
– Нет, – ответила Мэй и коснулась пальцем шрама у левого глаза. – Больше я с ним встречаться не буду. Это уж точно. На двести процентов. Даю палец на отрез. Но сейчас мне что-то неохота об этом говорить. Иногда заведешь о чем-нибудь разговор, а выходит одно вранье. Правильно? Понятно тебе, Заводная Птица?
– Вроде понятно, – сказал я. Тут мой взгляд упал на телефон в гостиной. Он стоял на столе, погруженный в тишину, напоминая тварь из глубоководного мира – притворившись безжизненной, она притаилась в ожидании добычи.
– Когда-нибудь я тебе про него расскажу, Заводная Птица. Когда будет настроение. Но только не сейчас. Сегодня совсем не хочется.
Мэй посмотрела на часы.
– Ну, я пойду. Спасибо за пиво.
Я проводил ее до стены в нашем саду. Луна в небе была почти полной и заливала землю крупнозернистым светом. Посмотрев на луну я вспомнил, что у Кумико скоро месячные. Впрочем, ко мне это, вероятно, уже не имеет отношения. От этой мысли тело будто налилось непонятной тяжестью. Странное ощущение чем-то напоминало грусть.
Положив руку на стену, Мэй взглянула на меня.
– Скажи мне, Заводная Птица, ты ведь любишь свою Кумико?
– Да, наверное.
– Даже если у нее любовник и она с ним сбежала? А вдруг она захочет вернуться? Ты ее примешь?
Я вздохнул.
– Сложный вопрос. Случится такое – тогда и буду думать.