Рожденный очаровывать

Нежный мускус и шероховатый бархат.

Они двигались в унисон.

Фонарик упал на пол.

Он вошел глубоко, вышел и снова вошел.

Она изгибалась, требовала, отвечала выпадом на выпад... и наконец сдалась.

Заниматься любовью без санитарных удобств в доме было далеко не так романтично, как казалось раньше.

– Интересно, как обходились пионеры? – пожаловалась она. – Мне нужно в ванную.

– Воспользуемся твоей футболкой. Завтра сможешь ее сжечь. Пожалуйста, Господи.

– Если скажешь еще хоть слово о моей футболке...

– Давай ее сюда.

– Эй, смотри, куда...

Она задохнулась, когда он крайне изобретательно использовал ее футболку.

Второй раз ей тоже не удалось оказаться наверху, зато на третий она сумела изменить расстановку сил. Вернее, поскольку завладела фонариком, то и вообразила, что сумела изменить расстановку сил. Но, по правде говоря, в голове стоял туман, и теперь уже трудно было понять, кто кого ублажает и на чьей стороне перевес. Одно было ясно: больше ей не дразнить его песенкой «Автогонщик».

Они задремали. Ее узкая кровать в глубине кибитки была слишком коротка для Дина, но он все равно остался и спал, обняв ее за плечи.

Блу проснулась очень рано и перелезла через Дина, стараясь не разбудить. Повинуясь приливу непрошеной нежности, она на секунду задержалась, чтобы еще раз посмотреть на него. Утренний свет омывал его спину, выхватывая из полумрака бугры мышц и гребни сухожилий. Всю свою жизнь ей приходилось довольствоваться вторым сортом. Но не прошлой ночью.

Она подхватила одежду и направилась к дому, где потратила считанные минуты на душ и туалет. Натянула джинсы и футболку и сунула в карман кое-какие вещи, без которых не могла обойтись.

Выйдя во двор, она глянула в сторону кибитки. Странно, но Дин оказался тем бескорыстным и дерзким любовником, о котором она всегда мечтала.

Блу ни на секунду не жалела о прошедшей ночи. Но теперь мечтам пришел конец.

Она вывела из сарая велосипед поменьше и выехала на шоссе. Каждый холм казался горой, и задолго до того, как она подъехала к городу, легкие уже горели от недостатка воздуха. К тому времени, как она поднялась на последнюю вершину и стала спускаться в Гаррисон, ноги превратились в переваренные макаронины.

Нита Гаррисон, как выяснилось, тоже была ранней пташкой. Блу стояла в ее захламленной кухне, наблюдая, как Нита брезгливо тычет пальцем в кнопки вафельницы.

– Я беру четыреста долларов за холст размером три на три фута, – объявила Блу. – Задаток – двести долларов и прямо сегодня. Торговля неуместна.

– Дешевка! – отмахнулась Нита – Я была готова заплатить куда больше.

– Кроме того, на время работы вы обязуетесь предоставлять мне стол и кров, – добавила Блу, стараясь не думать о цыганской кибитке – Мне нужно получше узнать Танго, чтобы отразить его истинный характер.

Танго приподнял опущенное веко и уставился на нее подслеповатым глазом.

Нита резко повернула голову, и Блу испугалась, что парик сейчас слетит.

– Хочешь жить здесь? В моем доме?

Блу меньше всего хотела жить в этом ужасном доме, но делать было нечего, особенно после того, что произошло.

– Это лучший способ написать достойный портрет.

На узловатом пальце Ниты блеснул рубин в оправе из бриллиантов.

– Только не воображай, что можешь разводить грязь по всей кухне.

– Можете смело полагать, что со мной ваша кухня примет куда более приличный вид.

Нита ответила расчетливым, не сулившим добра взглядом.

– Принеси мой розовый свитер. Он наверху, на кровати. И держись подальше от моих драгоценностей. Я узнаю, если ты хоть к чему-то притронешься.

Блу мысленно вонзила кинжал в черное сердце Ниты и протопала через кричаще обставленную гостиную, чтобы подняться на второй этаж. Через неделю она закончит портрет и снова пустится в дорогу. Ничего, в жизни ей приходилось немало терпеть. Вытерпит и Ниту Гаррисон. Зато это самый быстрый путь к свободе.

Наверху были закрыты все двери, кроме одной. И коридор был куда чище, чем помещения внизу, хотя розовое плющевое ковровое покрытие давно не пылесосили, а на дне потолочных светильников из граненого стекла скопилась коллекция мертвых мух.

Комната Ниты, оклеенная розовыми с золотом обоями, с белой мебелью и длинными окнами с роскошными розовыми шторами напомнила Блу лас-вегасский ритуальный зал.

Блу взяла розовый свитер с кресла, обитого золотистым бархатом, и отнесла вниз через белую с золотом гостиную с шезлонгом, обтянутым тонким велюром, лампами с хрустальными подвесками и розовым ковровым покрытием от одной стены до другой.