Эта-Тета

— Кто это тебе давно цветы не дарил?! — спросил он жену, в душе страшно гордясь ею.

— Никто! — Она театрально вздохнула.

— Пойдём, я покажу тебе, что такое настоящие цветы, а не эта жалкая незабудка!

Теперь я шёл в сторону гостиницы Млея гораздо медленней.

У меня не было розы, которую я хотел ему подарить.

Я шёл всё медленней и уже думал о том, чтобы вернуться.

Люди в машинах перестали мне улыбаться, а тётя Зоя с открытым ртом теперь казалась мне полоумной алкоголичкой, которая наверняка пропьёт свои новые зубы. Будет менять по одному на бутылку водки.

«Надеюсь, всё-таки на две», — подумал я.

В какой-то момент я решил, что лучше вернуться на Ленинградку. И дожидаться там корабля с Теты.

А может, пойти в тюрьму и объяснить, что это я, а не Ха, должен сейчас есть в камере баланду! Спрятаться там и никого не видеть!

Что-то грохнуло в небе — уж, конечно, не наша летающая тарелка, — и пошёл дождь.

До гостиницы оставалось всего несколько шагов, и я решил переждать дождь там.

Я пробежал мимо охранника, спрятавшегося от непогоды в своём домике, а следом за мной бежала чёрная собака, такая же насквозь мокрая, как и я.

Я остановился, увидев Млея.

Я остановился каждым кусочком своего фиолетового тела, каждой своей ментальной и каждой эфирной волной, когда его увидел.

Я остановился, увидев Млея.

Нет, я был здесь всегда. На этом самом месте, в этом дворике под огромными соснами, упирающимися в небо, под этим дождём.

Я был здесь всегда, и всегда рядом был Млей.

Он плакал.

Так же плакало небо, предчувствуя нашу встречу.

Мы вроде оба не двигались, но как-то оказались рядом.

Млей уткнулся лицом мне в плечо и тихонько вздрагивал.

— Хочешь, анекдот расскажу? — тихо спросил я, пытаясь укрыть Млея от дождя.

Млей кивнул, не поднимая головы.

— «Алло! — Я рассказывал в лицах, чтобы рассмешить его. — Простите, это номер 777-77-77?» — «Да!» — «Вы не могли бы вызвать „скорую“, у меня палец в телефоне застрял!»

Через минуту Млей поднял на меня глаза.

— Как это? — спросил он сквозь слёзы.

— Это такие телефоны старые, как у тёти Зои, ты, наверное, не видел, — объяснил я.

— Не видела, — прошептал Млей, делая ударение на последнем слоге.

— Не видела, — исправился я, и волна необыкновенной нежности подхватила меня и закружила в самом чувственном танце из всех, что случаются во Вселенной.

— Ха-ха-ха! Прикол! — Млей поднял на меня своё улыбающееся лицо. Его ресницы ловили капли дождя, и капли дождя на ресницах превращались в волшебные бусинки.

— Я люблю тебя, — сказал я.

И шарики с такой бешеной скоростью покатились по моему организму, что закипели и начали лопаться.

— Я мужчина! — сказал я гордо.

— Я люблю тебя, — прошептала Млей. Я взял её за руку, и мы побежали в гостиницу.

Галя смотрела на нас из окна и почему-то плакала. И улыбалась одновременно.

На лестнице я подхватил Млей на руки. Я поцеловал её в губы, и это был первый поцелуй в моей жизни. Это был первый поцелуй во всей вселенной!

— Я хочу, чтобы у нас были дети, — сказала Млей.

— Конечно, — сказал я. — Я ведь люблю тебя!

Небо озарилось синими вспышками — цвет электричества, вырабатываемого из солнечного света и напряжения магнитного поля земли.

Серебристый корабль планеты Тета начал облучение всей территории Рублёвского шоссе зомбирующими частотами ультракоротких волн.

Я держал за руку Млей, а она несла хрупкое эластичное яйцо, из которого скоро должны были вылупиться двое наших детей — мальчик и девочка. Мы решили назвать их Маша и Вася — в честь землян.

Отворились пластиковые люки, и жужжащая лента металлического транспортера доставила нас на корабль.

Через несколько минут он бесшумно оторвался от земли и превратился в чёрную точку на фоне огненного заката любвеобильной планеты Земля.

И только бывший администратор гостиницы, прижимая к груди боксёрские перчатки, придя в себя после воздействия зомбирующих волн, следила за этой точкой до тех пор, пока она не исчезла бесследно в тёмной Вселенной…

* * *

Я счастлива!

Я закончила свой новый роман,

который получился именно таким, как я хотела.

Иногда очень смешно. Иногда очень грустно.