Глаза мистера Эди смешливо блеснули.
— Я всего лишь простой сельский священник, милорд.
И не мне судить тех, кто выше меня, а также наставлять в их поступках.
— Вы мудрый человек, сэр, — заметил Чарли со смешком.
— Мы живем в трудное время, — спокойно ответил слуга церкви, — но здесь, в Гленкирке, мы избавлены от зла и следуем законам нашей земли. Именно этого, думаю, Господь и требует от нас.
Гости, как за высоким столом, так и по всему залу, дружно угощались говядиной, курами и лососиной. Кроме этого, подали пироги с олениной и дичью, жареных кроликов, караваи хлеба, масло и небольшие головки сыра. На высоком столе стояли блюда с морковью, горошком и варенными в вине артишоками. Вино, эль и сидр лились рекой. На десерт принесли яблочные пироги со взбитыми сливками.
Как и предсказывала Мэри, дети были вне себя от восторга при виде такого количества сладостей. Когда со столов убрали, Патрик и Фланна стали раздавать подарки членам клана, их женам и ребятишкам. Снова принесли вино и эль.
Заиграл волынщик. Мужчины стали танцевать, сначала медленно, торжественно, потом все быстрее и неистовее. Наконец в круг вступили Патрик и Чарли. На пол положили шпаги. Братья начали танец. Патрик был чуть выше, с коротко стриженными черными волосами и сверкающими золотисто-зелеными глазами. Завернутый в зеленый килт, с узкими красно-белыми полосами, он ловко переступал через скрещенные шпаги. В отличие от брата длинные рыжеватые волосы Чарли Стюарта были заплетены сзади в косу. В янтарных глазах танцевали искорки, на красивом лице блуждала сардоническая улыбка. Красный плед Стюартов очень ему шел.
Музыка становилась все более громкой и дикой, и вдруг волынки смолкли так же внезапно, как начали играть. Братья, смеясь, обнялись под общие крики и поздравления.
Остальные мужчины высыпали на середину зала, чтобы похлопать братьев по плечам и пожать руки.
Ровно в полночь праздник прекратился и зал опустел.
Обитатели Гленкирка направились к деревенской церкви, где мистер Эди готовился служить первую за день службу.
— Молись, чтобы он не слишком затянул проповедь, — шепнул герцог жене, украдкой гладя ее по округлой попке. — Здесь ужасно холодно, и я мечтаю прижаться к тебе в постели.
— Это грешные мысли, милорд, — попеняла жена.
— Не может быть!
— Тише, — прошипела она. — Мистер Эди сейчас начнет.
К общему удивлению, священник был краток. Причастил верующих и распустил по домам. Прихожане вышли в ночь. И в самом деле похолодало. Пошел снег.
— Говорила же тетя Фланна, — довольно улыбнулась Бри.
— Так это было три дня назад, — презрительно бросил Фредди.
— Ах, детка, требуется время, чтобы снег долетел с севера на крыльях ветра, — пояснила Фланна. — Как раз вовремя.
— Спасибо за гребешок грушевого дерева, — поблагодарила Сабрина, когда они вновь вошли в замок. — Кто это вырезал на нем такого красивого оленя? У меня никогда еще не было такого красивого гребня!
— Потому что я сама сделала его для тебя, — пояснила Фланна. — Энгус научил меня резьбе по дереву много лет назад, когда я была не старше тебя.
Патрик с интересом прислушивался. Он и не подозревал во Фланне такого умения! Она и в самом деле прекрасно режет по дереву, и с таким вкусом!
Когда они позже лежали в постели, он стал расспрашивать жену:
— Что заставило тебя учиться столь низкому ремеслу?
— Когда мама умерла, я все время горевала, считая, что, если бы она не ухаживала за больной племянницей, от которой подхватила заразу, наверняка осталась бы в живых.
По-моему, я медленно сходила с ума. Энгус тоже заметил это и взялся за меня. Моя мать любила вырезать фигурки животных и птиц. Он сказал, она всегда надеялась, что я перейму ее талант. Вот я и начала учиться. Это оказалось нелегко. Пришлось целиком сосредоточиться на том, что я делала, так что времени думать о маме и ее смерти не осталось. Весьма мудро со стороны Энгуса, не находишь?
— Он ведь твоей крови, верно? — неожиданно спросил Патрик. Фланна кивнула.
— Энгус — бастард моего деда, Эндрю Гордона. Моя бабка его вырастила. Ему было семь, когда родилась моя мать. Почти до самой ее смерти я не знала, что он приходится мне дядей. Она призналась мне уже на смертном одре, поскольку, по ее словам, не хотела, чтобы я осталась совсем одна. Мой дед дал ему образование как своему наследнику, хотя единственным законным ребенком была моя мать. Но она и дядя горячо друг друга любили.