Радуга завтрашнего дня

— Нет, Эгги. Мама говорила с ней перед смертью. Велела все мне рассказать.

— Эгги приехала с тобой?

— Не захотела.

— Она моя внучка, — задумчиво заметил он.

— Да, но Эгги сказала, что ты никогда ее не замечал, так что и ей все равно.

Лохленн кивнул седой головой.

— Она права. Но думаю, в девочке говорит кровь Броуди, хотя вряд ли ей было бы приятно это слышать.

Он снова захихикал, но тут же поперхнулся и закашлялся.

Фланна обняла старика, приподняла и поднесла к его губам оловянную чашку.

— Выпей, — велела она, и тот охотно глотнул жидкость.

До Фланны донесся запах бренди.

— Возьми кисет, — велел он, падая на подушки, — и спрячь, чтобы они не видели.

Фланна подошла к очагу, где горел огонь. Следуя указаниям отца, она нашла шатающийся камень, вытащила, вынула кисет и вставила камень на место. Не в силах совладать с любопытством, она открыла кисет и увидела блеск драгоценных камней. Герцогиня кивнула, затянула тесемки кисета и спрятала его в карман штанов.

— Моя совесть чиста, — выговорил Лохленн Броуди.

— Только не говори, что у тебя на совести ничего больше нет, — поддела Фланна.

Он снова засмеялся, и его глаза на мгновение оживились.

— Ты еще должен сделать Олея хозяином в доме, — напомнила она.

— Он и так старший, — буркнул старик.

— Этого недостаточно, — возразила Фланна. — Если не приведешь сюда всех: сыновей, их жен и внуков — и не скажешь, что отныне Олей здесь главный, они начнут свару, передерутся, и тогда все пойдет прахом.

Не взваливай на Олея это бремя. Он был тебе хорошим сыном, а Уна вела хозяйство с той поры, как умерла моя мама.

Сделай все, чтобы Олея признали остальные. Он справедливый, порядочный человек и не навлечет позора на твое имя.

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты будешь заступаться за Олея, — заметил отец.

— В Гленкирке я поняла все значение истинной власти.

Власти, полученной по праву, — призналась Фланна.

— Вели им собраться, девочка.

— Сейчас? — удивилась она.

— Именно сейчас, ибо этой ночи мне не пережить. Я ждал тебя, девочка, хотел сказать твоей ма при встрече, что ты счастлива.

— Да, отец. Очень.

— Но ты не дала Лесли наследника, — расстроился он.

— К концу лета, — пообещала она. — Ты первый узнал, только не говори остальным, иначе мой муж немедленно примчится сюда с холмов Гленкирка и не даст мне шагу сделать. Я сильна и дам Патрику Лесли здоровых детишек, но не желаю, чтобы меня нянчили.

— В таком случае я унесу эту чудесную тайну с собой в могилу, но обо всем поведаю твоей ма, девочка. Она будет счастлива за тебя. А теперь иди и скажи, что я хочу их видеть.

Направляясь к выходу, Фланна гадала, что заставило ее сказать отцу то, в чем она даже себе не признавалась.

Странно…

Спустившись в зал, она объявила:

— Отец хочет видеть всех нас. Сыновей, невесток и внуков. Все там не поместятся, поэтому первыми идут сыновья И Невестки.

Она пошла вперед. Остальные послушно потянулись следом. Все столпились вокруг дубовой кровати. Фланна вдруг заметила, что белье и бархатные занавеси засалены и изношены. Да и братья выглядят усталыми и согбенными. Нелегкую жизнь им приходится вести! Олей в свои пятьдесят девять кажется стариком. За ним идут пятидесятивосьмилетний Каллум, Джиллис, которому пятьдесят шесть, Роналд, пятидесяти четырех лет, пятидесятидвухлетний Симон и Болтер — ему недавно исполнилось пятьдесят. Шестеро братьев умудрились произвести на свет тридцать семь ребятишек, а те, в свою очередь, успели пережениться и стать отцами. Семь девочек давно вышли замуж и уехали к мужьям. Но поскольку остальные были мальчиками, сейчас в Килликерне жило свыше ста человек.

Правда, девушки без труда находили себе женихов, ибо всей округе были известны плодовитость женщин рода Броуди и их способность рожать наследников мужского пола. Поэтому поклонники даже не обращали внимания на скромное приданое.

Лохленн открыл глаза и яростным взглядом обвел многочисленное семейство.

— К вечеру я умру, — начал он.

Все молчали, зная, как опасно перебивать отца. Может, он и умирает, но крепкая палка из терновой ветки, которую он долгие годы носил с собой, по-прежнему стоит у кровати, и старик вполне способен огреть ею любого. Поэтому все почтительно ждали, что соизволит сказать отец.

За окнами спальни шумел ветер. Первые капли дождя ударили в стекло. Огонь громко потрескивал, и сквозняк, врываясь в дымоход, колебал пламя единственной свечи.