113  

Тэнго кивнул. Ему же казалось, что, наверняка, Фукаэри давно об этом знала. Не знал только он.

— Значит, мы вылезаем из лодки и возвращаемся к жизни на суше, — сказал Тэнго.

— Именно так. Уходим с минного поля.

— Но разве вы думаете, что можно так легко вернуться к прежней жизни?

— Придется приложить усилия, — ответил Комацу и, чиркнув спичкой, прикурил сигарету. — А тебя что-то конкретное беспокоит?

— Многое вокруг меня уже одновременно закрутилось. Я так чувствую. Кое-что уже изменило свою форму. Мне тажется, так просто я не смогу вернуться к прежней жизни.

— Даже если под угрозой окажется ваша драгоценная жизнь?

Тэнго неопределенно помахал головой. Он чувствовал, что с некоторых пор его подхватил сильный поток, который нес его куда-то в незнакомое место. Но объяснить этого конкретно Комацу он не мог.


Тэнго не признался, что его роман, над которым он сейчас работал, унаследовал мир, описанный в «Воздушном коконе. Комацу, наверное, этого бы не приветствовал. Бесспорно, не приветствовали бы это и люди, связанные с сектой «Сакигаке». Любая невнимательность могла завести его на другое минное поле. Или впутать других людей. Однако роман, обладая своей жизнью и целью, сам почти автоматически продвигался вперед, и Тэнго волей-неволей уже оказался в этом мире. Этот мир был для него не мнимым, а реальным. И в нем текла настоящая красная кровь, если порезать ножом кожу. И в его небе висели рядом две Луны — большая и маленькая.

Глава 19. Усикава


Что может он и чего не может обычный человек

Было утро спокойного безветренного четверга. Как всегда, Усикава проснулся в шесть часов и умыл лицо холодной водой. Слушая новости радио «NHK», побрился электробритвой. Вскипятил в кастрюле воду и сварил лапшу легкого приготовления. Справившись с ней, выпил растворимого кофе. Свернутый спальный мешок запихал в встроенный шкаф и сел перед фотоаппаратом возле подоконника. Небо на востоке стало очищаться. Ожидался теплый день.

Лица людей, которые шли на работу, уже прочно запечатлелись в его памяти. Фотографировать их не было нужды. От семи до половины восьмого знакомые люди торопливо выходили из дома и направлялись к станции. До ушей Усикавы доносились звонкие голоса школьников, группой проходящих мимо дома в школу. Детские голоса напомнили ему то время, когда его собственные дети были еще маленькими. Его дочерям обучения в школе приносило наслаждение. Они учились играть на пианино, танцевать балетные танцы и имели много друзей. Усикава долго не мог привыкнуть к тому, что у него такие обычные дети. Как это так получилось, что он их отец?!

Когда время выхода на работу кончилось, из дома больше почти никто не показывался. Утихли и звонкие детские голоса. Усикава отложил пульт дистанционного управления фотоаппаратом и, опершись о стену и куря сигарету «Seven Stars», сквозь щель в шторах поглядывал на парадную дверь. Как всегда, после десяти на маленьком красном мотоцикле прибыл почтальон и ловко разложил по ящикам почты корреспонденцию, очевидно, наполовину исключительно рекламные материалы, большинство которых люди выбросят, даже не распечатав. Чем больше солнце поднималось, и чем ближе время приближалось к полудню, тем за окном становилось теплее и большинство людей на улице уже сняло пальто.

Фукаэри появилась на выходе из дома после одиннадцати. Как и прежде, на ней был черный свитер, короткое серое пальто, джинсы, теннисные туфли на резиновой подошве и темные очки. С большой зеленой сумкой, перекинутой накрест через плечо. Сумка заметно разбухла — видно, была переполнена вещами. Усикава отступил от стены и, подойдя к фотоаппарату, смонтированному на треножнике, посмотрел в видоискатель.

Усикава понял, что девушка собирается уходить. Она задумала переселиться куда-то, поэтому уносит все свои вещи в сумке. И сюда больше не вернется. «Наверное, заметила, что я тут скрываюсь, поэтому и решила убраться", — подумал он и почувствовал, как сердце забилось быстрее.

Выйдя из дверей, девушка остановилась и, как прошлый раз, посмотрела вверх. Что-то искала между плетением проводов и трансформатором. В стеклах её очков отражались яркие лучи солнца. Поэтому трудно было прочесть по ее лицу, увидела она что-то или нет. Примерно секунд тридцать она невозмутимо смотрела на небо. Затем, будто что-то вспомнив, взгляд ее вернулся к окну, где прятался Усикава. Она сняла очки и положила в карман пальто. Нахмурив брови, сосредоточила взгляд на телеобъективе замаскированного фотоаппарата. «Она знает! — подумал Усикава, — Догадывается, что я тут скрываюсь и тайно веду наблюдения». И уже Фукаэри, в обратном направлении, подобно текущей назад воде в искореженных трубах водопровода, через линзы объектива и видоискателя смотрела на Усикаву. Усикава почувствовал, что кожа на обеих его руках покрылась мурашками.

  113  
×
×