Смех Циклопа

Отрывок из скетча Дария Возняка «Вся моя жизнь – кораблекрушение»

163

Кладбище Монмартра. Исидор и Лукреция идут среди могил.

– Знаете, что я думаю, Лукреция? Мы зайдем в тупик и ничего не найдем. Ни убийцу, ни «Шутку, Которая Убивает». В своем романе я опишу расследование, которое заканчивается неудачей двух журналистов.

– Это будет обидно. И нам, и читателям. Но, поскольку такого никогда еще не бывало, получится… современно.

Они идут молча. Небо темнеет.

– Я шучу, Лукреция. Я не опущу руки. Это не в моем стиле.

– У вас есть план «Б»?

Собираются тучи. Ветер шумит в деревьях.

– Знаете, как я поступал в молодости? Если я не мог решить уравнение, то пытался зайти с другого конца.

– А как можно подойти с другого конца к нашему расследованию?

Они медленно идут по участку, где похоронены аристократы. Вокруг них, каркая, летают черные вороны.

– Я считаю, что Феликс не врет. Он сказал правду, но мы оказались в дураках. С самого начала мы ищем «Шутку, Которая Убивает». Мы нашли последний тайник, в котором она находилась, но это нас не продвинуло вперед. След оборвался. Мы должны отказаться от метода, который привел нас в тупик. Нужно зайти с другой стороны. Не надо смотреть на дело не глазами жертвы, не надо искать орудие преступления. Встанем на место убийцы.

Лукреция подходит к крошечной могиле Левиафана и кладет на нее маргаритку.

– Дорогая Лукреция, я задам вам вопрос, который мы с самого начала забыли себе задать. Почему грустный клоун грустен?

Исидор останавливается перед склепом, на котором написаны имена двадцати членов одной семьи.

– Я не понимаю вас.

– Когда мы поймем мотивы его поступков, мы поймем, как устроить ему ловушку. Мышеловку, заряженную сыром.

– То есть мы уже не спрашиваем «почему мы смеемся?». Нас теперь интересует «почему мы грустим?», так?

Невдалеке какая-то женщина утирает слезы, стоя рядом с могилой.

– Поняв, отчего мы смеемся, мы поймем, отчего плачем.

Они идут по аллее мимо надгробных памятников.

– Я здесь родилась, – говорит Лукреция. – Вот почему мне грустно. Вот почему у меня особое отношение к смерти. Вот почему я всегда хотела, чтобы живые приняли меня в свой круг. Вот почему я люблю возвращаться сюда, на место, где я совершила свое первое преступление: родилась. На место, где меня впервые наказали: бросили.

Исидор понимающе кивает.

– А что заставляет грустить вас, Исидор?

– Система с большой буквы. Я – анархист. Я не выношу иерархии, даже в среде анархистов. Ни Бога, ни хозяина! Ни профсоюзов, ни партий, ни группировок! Я всегда боролся с маленькими начальниками и никогда не принимал отношений «палач – жертва». А ведь всегда и везде возникают царьки и придворные, которые им поклоняются.

– Короче говоря, вы отказываетесь играть в социальные игры…

– Да. Я отрицаю их, и они, естественно, отрицают меня.

Он не только мизантроп. Он еще и параноик.

— Рабы и тираны объединились, чтобы высказать мне свое недовольство. Другими словами, сам ход развития человеческого общества – постоянный источник чувства разочарования. Я ежедневно занимаюсь мазохизмом, слушая новости по телевизору. И не могу от этого отказаться.

– И это вы называете «апофеозом затворничества»?

– Я чувствую себя одиноким борцом с системой, порочности которой никто не замечает. Во мне кипит ярость, которую ничто не может погасить.

Кажется, я нашла ключ к пониманию этого человека. Он еще сложнее, чем я думала. В любом случае, он таков потому, что его терзает какая-то давняя, глубокая боль.

Он бесил многих еще до меня.

И только и делал, что наживал себе врагов.

Потому, что он не такой, как все. И он не делает никаких усилий, чтобы произвести на кого-нибудь хорошее впечатление или включиться в жизнь общества.

Как-то он сказал мне: «Я не знаю, как стать счастливым, зато знаю, как стать несчастным – для этого нужно стараться всем угодить».

Уж он-то точно не старается.

Исидору и Лукреции нравится это место вдали от мирской суеты.

– Исидор, мы все прячем в сердце страдания, перенесенные в детстве. Почему?

– Потому что дети всегда страдают. Это закон нашего общества. Уверения о защите вдов и сирот лживы. Во всем мире вдовы прозябают в нищете, а сироты попадают в лапы сутенеров.

Лукреция горько усмехается.

– При этом на нашу долю выпали лишь небольшие неприятности. А другим приходится пережить и насилие, и жестокое обращение, и недоедание, они попадают в секты фанатиков, женятся и выходят замуж не по своей воле… Их действительно уничтожают с самого начала, и часто это делают их собственные родители. И они никогда уже не смогут начать новую жизнь.