Смех Циклопа

Аккадский царь посоветовался о чем-то с министрами, потом обратился к переводчику. Ответ был готов.

– Что он говорит? – спросил шумерский царь.

– Он говорит, что выиграл последнее сражение и выиграл войну. Он не хочет разрушать город Ур – и требует, чтобы вы платили ему дань в течение пяти лет, отдали весь запас зерна, предоставили пять тысяч рабов мужского пола и три тысячи рабов женского пола, причем царь и министры сами выберут их.

Шумерский царь Эншакушана выдержал паузу.

Переводчик начал проявлять нетерпение.

– Что я должен сказать? Господин, они ждут ответа.

Тогда шумерский царь подошел к аккадскому царю со странным выражением лица. Казалось, он собирается что-то сказать, но вместо того, чтобы воспользоваться для этого ртом, издал низкий рокочущий звук анальным отверстием.

Пук получился громким и трубным. Таким стал ответ царя Эншакушана царю Энби Иштару.

Реакция не заставила себя ждать, все шумерские министры рассмеялись. Не засмеялся только аккадский царь. Он побагровел и выпучил глаза от обиды. Потом отдал какой-то приказ, оставшийся непереведенным, и его генералы вместе с писцами покинули шатер.

Когда шумерский царь Эншакушана и его подданные остались в одиночестве, все они снова громко расхохотались.

Царь велел писцу:

– Это событие должно остаться в веках. И, вспоминая его, пусть все смеются, как смеялись мы.

Писца звали Син-Леке-Унинни. Он поклонился, но пребывал в глубоком замешательстве. Как нарисовать пускание ветров? Как при помощи рельефного изображения отразить весь комизм ситуации? Весь вечер он размышлял, как запечатлеть в веках смешную сцену. И весь следующий день, и еще много дней.

Два месяца спустя шумерский царь Эншакушана выиграл сражение с царем Энби Иштаром и одержал решающую победу. Шумеры захватили город Киш, и законы города Ур воцарились в побежденном аккадском мегаполисе.

С триумфом проезжая по улицам Киша, царь вспомнил о неудачной попытке перемирия и спросил писца Син-Леке-Унинни, как обстоит дело с увековечиванием достопамятной сцены. Писец уклонился от ответа.

Через некоторое время Син-Леке-Унинни пришла в голову смелая идея: отказаться от рисунков, которые изображали только видимые предметы, и использовать слоги. Из слогов можно составлять слова, обозначающие не только видимые, но и невидимые вещи, и даже такие абстрактные понятия, как чувства.

И Син-Леке-Унинни принялся не рисовать, а царапать по сырой глине черточки, напоминающие по форме гвозди. Он решил, что разные сочетания вертикальных и горизонтальных черточек будут обозначать разные слоги.

Так родилась клинопись.

Писец Син-Леке-Унинни подробно описал встречу своего царя с царем противника и то, каким неожиданным образом Эншакушана завершил переговоры. Син-Леке-Унинни не только изобрел следующую после идеографической письменность, он записал первую в мире юмористическую миниатюру.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник G.L.H.

30

Лукреция сидит у парикмахера Алессандро, который только что намазал ее волосы чем-то вязким и зеленоватым.

– Краситься будем? Предлагаю что-нибудь вроде красного дерева.

– До свиданья морковный цвет? – спрашивает Лукреция.

– Будет нечто среднее между морковным оттенком и красным деревом. И наверное, надо подровнять волосы. Просто уберем то, что отросло. Поверь, Лукреция, стрижка все меняет к лучшему.

– Нет, спасибо. Так сойдет.

Парикмахер начинает энергично массировать ей голову. Странные запахи вырываются из многочисленных флаконов, которые он по очереди открывает и нюхает.

– Мне тут рассказали отличный анекдот…

– О нет, Алессандро, спасибо! В последнее время у меня… Как бы это сказать… «передоз анекдотов».

Алессандро погружается в молчание, которое нисколько не смущает его клиентку.

Знаю, что поход в парикмахерскую сейчас – безумие, но мне это действительно нужно. Я трачу слишком много нервов на расследование. Мне кажется, что я должна понять что-то важное. Что я могу что-то упустить.

Можно ли убить человека смехом?

Кто мог ненавидеть самого популярного француза?

B.Q.T. …

Bienheureux celui Qui se Tait? ^[8]

А что думать про Стефана Крауца? Тадеуш прав, ему больше, чем другим, выгодна смерть Дария. А Крауц считает, что это на руку Тадеушу.

– Алессандро, как ты относишься к Дарию?

– Я его о-бо-жал. Это же гений! Я так расстроился, когда он умер! У меня даже аппетит пропал на три часа.

---

8 Блажен, Кто Молчит? (франц.)