36  

– Да ему же три года! Он все время плакал. И кстати, сорвал спектакль.

Хозяин непоколебим.

– Вот именно. Юмористическое шоу не должно вызывать слезы у детей. Может быть, тебе что-то поменять в своем творчестве?

Хозяин смотрит на комика, и его начинает терзать совесть. Он достает бутылку водки и наливает стакан до краев.

– В последний раз.

Через час Себастьян Доллен, пошатываясь, выходит из бистро, которое тут же закрывается. Хозяин явно не сдержал слово.

Комик прислоняется к дорожному указателю и рушится вместе с ним на землю. Никто не пытается поднять его, и он лежит на тротуаре, словно тряпичная кукла. Молодой человек в кепке подходит к Себастьяну, делает вид, что хочет помочь, и запускает руку ему в карман, чтобы стащить бумажник.

Лукреция догоняет парня в кепке. Она хватает его за плечо, наносит сильный удар в живот. Пока вор, согнувшись пополам, хватает воздух ртом, она забирает у него бумажник и возвращает владельцу, который все еще валяется под фонарем.

Себастьян Доллен открывает один глаз и вместо благодарности произносит:

– Он все равно пустой.

Лукреция помогает комику встать. Он шатается и опирается на ее плечо.

– Я видела ваше выступление и слышала разговор с директором. Я журналистка и…

Он резко отталкивает ее, едва не падает, но все-таки удерживается на ногах.

– Куда вы лезете? Оставьте меня в покое! Я не нуждаюсь в вашей жалости!

Лукреция отмечает, что ключ «сочувствие» не работает.

Чтобы завоевать доверие этого выпавшего из гнезда птенца нужно что-то другое. Помогу ему катиться вниз по наклонной плоскости.

– Можно угостить вас стаканчиком? Это успокаивает.

Себастьян Доллен хочет отказаться, но ему не хватает силы воли.

– Я, кстати, еще и голодна, – говорит Лукреция.

Она находит индийский ресторанчик, еще открытый в этот поздний час. Себастьян падает на стул, Лукреция заказывает бутылку вина.

13,7 градуса. Это развяжет ему язык.

Себастьян Доллен залпом выпивает целый бокал.

– Мне не нужна помощь, – бормочет он. – И уж во всяком случае, от журналистов. Ик. Они не сделали мне ничего хорошего. Всегда игнорировали меня, пренебрегали моей работой. Они могли бы меня спасти, но не захотели! Так оставьте теперь меня в покое! Уже слишком поздно.

– Скажите, Себ, сколько дней вы не ели?

Его выступающие скулы и худая фигура говорят о вынужденном посте. Лукреция заказывает курицу тандури и сырные лепешки.

– Я не голоден.

Лукреция снова наливает ему полный бокал бордо.

– Что вам нужно? – спрашивает Доллен.

– Я готовлю репортаж о смерти Дария.

– Надоело, со всех сторон только о нем и слышно! Говорите обо мне, это единственное, что меня интересует.

– Но его смерть наверняка взволновала вас?

– Да уж, взволновала – так взволновала!

Он усмехается.

– Я страшно рад, что этот урод подох, что его сожрут черви, что он сгниет! Я бы с удовольствием помочился на его могилу!

С этими словами Себастьян Доллен выходит в туалет. Через некоторое время он возвращается в зал, застегивая на ходу ширинку.

– Вы были с ним знакомы? – спрашивает Лукреция.

– Да, и это было незабываемое знакомство! Он пришел на мое первое выступление. Я усадил его на лучшее место. Я заставил публику аплодировать ему! «Сегодня нам повезло, вместе с нами в зале находится гениальный комик, Циклоп, сам Великий Дарий!» Он встал, и все зрители, мои зрители, ему хлопали! Я тогда собирал залы на сто пятьдесят – двести человек. После спектакля он сказал (мне врезалось в память каждое слово): «Мне понравились три твоих скетча, я буду их исполнять». Я подумал, что не понял его, и спросил: «Вы хотите их купить?» А он ответил: «Нет, идеи принадлежат всем, я возьму их себе, вот и все». Я возразил: «Но эти скетчи написал я. Я их создатель». А он положил мне руку на плечо и сказал: «Идеями должны распоряжаться не те, кому они пришли в голову, а те, кто может донести их до зрителя. Если бы скетчи могли сами принимать решение, они выбрали бы не тебя, ничтожного, никому не известного комика, а меня, великого Дария, знаменитого артиста, который может обеспечить им лучшую жизнь. Поэтому не будь эгоистом, считай свои скетчи детьми, которые хотят сменить семью и стать богатыми и счастливыми».

Себастьян Доллен словно заново переживает эту сцену.

Официант в тюрбане и тапках с загнутыми носами приносит курицу тандури, и комик жадно набрасывается на еду.

– Я помню, он еще сказал: «Представь, что я щедрый приемный отец. Я воспитаю твоих детей, осыплю их подарками и прославлю на весь мир». Я ответил: «Нет, я не позволю украсть моих детей». Тут его тон совершенно переменился, он стал угрожать: «Думаю, ты не понимаешь, с кем говоришь! Что ж, будь по-твоему. Я хотел по-хорошему, но тебе не нравится честная игра. Я все равно отниму у тебя то, что мне нужно. А будешь мешать, сверну тебе шею».

  36  
×
×