Край обетованный

Хм-м… Да, действительно. Мне сказали, что я должна заплатить вступительный взнос – тридцать тысяч и еще восемнадцать тысяч за шесть месяцев. Всего сорок восемь. Я сказала, что таких денег у меня нет, и человек, который меня уговаривал, заявил: хорошо, мы можем принять тебя за половину. Я его в первый раз видела, но он так душевно со мной беседовал. Может, думал, ему где-то там зачтется за то, что указал мне путь. И я согласилась: раз за половину, тогда давай.

Принятым в «Аум» новичкам полагалось периодически появляться в додзё. У них были определенные рутинные обязанности. Желания ходить туда за этим у меня не появилось. Просят прийти? Ну и что? Не хочешь – не ходи. Однако сагитировавший меня парень не отставал. Просил так настойчиво, что я решила сходить, тем более что додзё располагался по соседству.

В додзё собирались послушники. Вид этих тихих, безучастных людей в хлопчатобумажных рубахах завораживал. Вот, оказывается, как можно жить! Как это было непохоже на шумную лихорадочную суету, окружавшую меня на работе, в вагоне электрички. Я расслабилась, почувствовала себя умиротворенной. Присела рядом и молча принялась складывать рекламные листки, как все. Это незамысловатое занятие успокаивало, народ вокруг был добродушен и миролюбив. Я стала посещать додзё по выходным или заходила прямо после работы и, повозившись с рекламками, шла домой. «Аум» держала двери открытыми двадцать четыре часа в сутки, так что зайти можно было в любое время.

У нас на работе аморалка считалась в порядке вещей. Служебные романчики и все такое. Смотреть противно. Тем более у меня отец в свое время пошел по этой дорожке. В додзё – ничего похожего, все иначе. Мирно сидишь, ни о чем не думая, складываешь листовки и брошюры. Куда уж лучше!

Как раз в это время мама нашла себе нового мужа. Здорово, правда? Горевала недолго. Мы стали жить втроем, и оказалось, что он – нормальный, искренний человек. С ним мне было легче, чем с родным отцом.

Послушницей я стала после семинара на Исигакидзима. Со мной все получилось на редкость быстро. Я имею в виду переход в послушницы. Семинар был в апреле 90-го. Всего два месяца прошло, как меня приняли в «Аум».

На Исигакидзима говорили об Армагеддоне. Но эта тема была только для «ветеранов»; таких, как я – не послушников, а «верующих на дому» – держали в неведении. Для нас глубина посвящения зависела от внесенной суммы пожертвования. Мне просто предложили поехать на семинар, не вдаваясь в детали. Участие стоило несколько сотен тысяч. Я сняла свои сбережения и заплатила. К этому времени я стала задумываться, что делать дальше: жить как жила или что-то менять. Чтобы поехать на семинар, взяла отпуск. Выдумала какую-то причину. Начальству, понятно, это очень не понравилось.

На Исигакидзима я не сразу поняла, куда попала, зачем это мероприятие, но, присмотревшись, подумала, что все-таки это очень удобно: тебе приказывают – ты выполняешь. Самому ни о чем думать не надо. Делай, что говорят, больше от тебя ничего не требуется. И о смысле жизни можно голову не ломать. Нет необходимости. Мы шли на пляж и занимались дыхательными упражнениями или еще чем-нибудь наподобие.

Подразумевалось, что все, кто приехал на семинар, должны стать послушниками. Так и получилось, почти со всеми. В том числе и со мной. Уйти в послушники значило бросить дом и работу, передать «Аум» все деньги. В двадцать лет, скорее всего, я на такое бы не пошла, а в двадцать пять решила: что ж, погуляла и хватит, пожалуй.

Может, на вас специфическая обстановка подействовала. Исигакидзима от всего далеко…

Хм-м. Не только в этом дело. Я считаю, что уход в послушницы был вопросом времени. Если не в тот раз, то в другой. Все равно я уже висела на крючке. Важно, что не надо думать, не надо принимать решения. Это можно передать другим людям и действовать так, как они скажут. А раз распоряжения отдает «просвещенный» Асахара, достигший освобождения, будь спокойна – все будет как надо.

Их учение само по себе меня интересовало мало. Во всяком случае, я к нему относилась без восторгов. Просто мне казалось, что было бы классно избавиться от ненужных страстей, предрассудков и привязанностей. Стоит с ними покончить – и жить станет легче. Я имела в виду теплые чувства к родителям, кокетство, ненависть к другим людям…

Однако скоро я поняла, что порядки в «Аум» мало чем отличаются от того, как устроено обычное общество. Например, начинали склонять кого-нибудь: такой-то полон недобрых помыслов. Но ведь так же и в миру ругаются, может, только другими словами. Так что никакой разницы.