Край обетованный

Происходит именно процесс дегенерации, растворения. Это совершенно необходимо. Я считаю, что Сёко Асахара с этой задачей не справился и капитулировал перед идеей Апокалипсиса. В конечном счете он должен был сотворить кризис собственными руками. Апокалиптические представления Асахары как религиозной фигуры уступили другой, более масштабной картине конца.

«Мир мрака», ощущения, пережитые вами в детстве в шкафу, – имеют ли они какое-либо отношение к тому, что вы испытали в «Аум Синрикё»?

Есть мир дня и мир ночи. Как я пришел к тому, чтобы стать послушником? Причина в том, что в дневном мире, как мне казалось, я никак не мог избавиться от своих тайных желаний. Поэтому, быть может, я и взялся за разрушение этого мира, стал отбрасывать все с ним связанное и так открыл дверь в «Аум Синрикё». Другими словами, столкнулся с темной стороной своей души.

Я вижу, что совершили Ёсихиро Иноуэ и Тору Тоёда, и мне снится, будто это сделали не они, а я. Ужасно! Утром я просыпаюсь весь в поту. Но это не сон! Это произошло на моих глазах на самом деле. Иначе говоря, то темное, что дремало в закоулках моего сознания, было целиком поглощено тенью «Аум Синрикё» и вышло на поверхность.

Вот почему я так серьезно отношусь к «деяниям» «Аум Синрикё». По возможности хожу на судебные заседания. Однако, глядя на то, как ведет себя в суде Асахара, что он говорит, я не могу избавиться от ощущения, что меня дурачат. Меня мутит от этого и даже вырвало один раз. Печальное зрелище. Смотреть на это нет никакого смысла, но какой бы пустой и бессмысленной личностью ни казался мне Асахара, я был не в состоянии отвести от него взгляда. Я не могу просто так выбросить его из головы. Не надо забывать, что эта фигура, пусть и недолго, но орудовала в нашем мире и вызвала такую трагедию. Я не смогу двигаться дальше, пока не разберусь с тем, что натворила «Аум Синрикё».

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

Первая беседа с господином Хаяо Каваи

Этот диалог состоялся в Киото 17 мая 1997 года спустя два месяца после выхода «Подземки». Опубликован в июльском выпуске журнала «Современность» за 1997 год, но переработан автором для нынешнего издания.

Господин Каваи, вы как психиатр принимаете пациентов, и, как правило, проводимые вами собеседования повторяются неоднократно. Мне кажется, что взятые мною для «Подземки» интервью чем-то похожи на собеседование, но в большинстве случаев я встречался и беседовал с людьми один-единственный раз. В чем вы видите реальные отличия между собеседованиями и такими интервью?

С учетом возможности многократных встреч с тем или иным человеком меняется моя позиция. Когда думаешь о предстоящей долгосрочности этих встреч, отказываешься от попыток вникнуть в ситуацию, или высказать свое мнение.

Например, если посетитель говорит: «Меня волнует вот такая проблема», бывает, что я совсем не касаюсь в беседе отца этого человека. То есть в таких случаях я не интересуюсь: «Извините, а каким был ваш отец?» Нет необходимости об этом спрашивать. Меня больше интересует «правда» самого человека.

Однако если количество встреч с ним ограничено, мне очень хочется спросить об отце. Бывает, то же самое происходит при неоднократных беседах с клиентом. Сам я стараюсь не спрашивать лишнее, но сдерживаюсь не всегда. Вместе с тем непременно задаю этот вопрос совершившим тяжкое преступление людям, а также тем, кто готов хоть сейчас покончить жизнь самоубийством. Почему? Страшно, когда не знаешь фактических отношений. И просто необходимо выяснить, каким образом человек пытался расстаться с жизнью, не собирается ли повторить попытку. В случае разговора с убийцей, в зависимости от ответов на вопросы «что он (она) думает, лишив человека жизни», изменяется подход к самим встречам.

Выходит, контакт отличается в зависимости от сложности проблемы ?

Разумеется. Придет, скажем, старшеклассник и говорит: «В школу я не хожу». Отвечаешь ему заинтересованно: «Ах, вот как», – но ни в коем случае не просишь: «Кстати, а расскажи о своем отце?» Важно, чтобы всплыла правда того человека. На этом и фокусируешь внимание.

Но в случае с «Подземкой» мы имеем дело с разовым интервью, поэтому жаль, что я не владею определенными фактами. В подобной ситуации я, пожалуй, контактировал бы аналогично, но тогда с самого начала выспрашивал бы факты осмотрительно. В начале предоставляешь собеседнику как можно больше свободы.