Доводы рассудка

Миссис Крофт слушала с примерным терпением, а если и вставляла слово, то всегда очень кстати. Энн от души надеялась, что джентльмены, поглощенные каждый своим, ничего не услышат.

– Ну вот, сударыня, мы хорошенько поразмыслили, – заключила миссис Мазгроув пронзительным своим шепотом, – и хоть можно бы, кажется, рассчитывать на лучшее, теперь-то уж нечего тянуть, потому что Чарлзу Хейтеру не терпится, да и Генриетта не хочет ждать. Мы и подумали – пусть их сразу поженятся и живут себе на здоровье. Не они первые, не они последние. По мне, все лучше долгой помолвки.

– Вот и я говорю, – живо отозвалась миссис Крофт. – Уж лучше молодым жить на скромные средства и сообща одолевать трудности, чем долгая помолвка. Я всегда говорю, что при обоюдной...

– Ох! Милая миссис Крофт! – возгласила миссис Мазгроув, не в силах дать ей докончить фразу. – По мне, хуже нет для молодых людей, чем долгая помолвка. Своим детям я никогда такого не пожелаю. Хорошо просватать невесту, когда знаешь, что через полгода, ну через год, непременно быть свадьбе, а уж долгая помолвка!..

– Да, сударыня, – согласилась миссис Крофт. – Тяжела и помолвка неверная, если нельзя назвать срок. Если нельзя предусмотреть, когда сыщутся средства для жизни семейственной, неразумно и свататься. Всякая мать, на мой взгляд, должна противиться такой помолвке.

Разговор принимал интересный для Энн оборот. Она кое-что вспомнила, и всю ее охватил трепет; и в тот самый миг, когда глаза ее обратились невольно к отдаленному столику, перо замерло в руке у капитана Уэнтуорта, он поднял голову, прислушался, тотчас обернулся и бросил на нее быстрый, понимающий взгляд.

Обе дамы продолжали беседовать, вновь и вновь утверждая испытанное правило, подкрепляя его всеми известными им примерами дурных последствий, к каким вело нарушение его, но Энн уже ничего не слышала; лишь гул голосов шумел у нее в ушах. Мысли ее путались.

Капитан Харвил, и вовсе не слушавший разговора, теперь встал, отошел к окну, и Энн, в смутном рассеянии следившая за ним взором, вдруг поняла, что он подзывает ее к себе. Он кивал, словно говоря: «Подите-ка сюда, я хочу вам кое-что сказать»; и подкреплял приглашение свое такой открытой улыбкой, будто они век целый были знакомы. Она встала и подошла к нему. Дамы оказались теперь в дальнем конце комнаты, а столик капитана Уэнтуорта стал теперь ближе к ней, хоть и не совсем близко. Едва она подошла, лицо капитана Харвила вновь приняло задумчивое, серьезное выражение, более ему свойственное.

– Взгляните, – сказал он, разворачивая сверток, который был у него в руках, и извлекая оттуда миниатюрный портрет. – Узнаете вы, кто это?

– Разумеется, это портрет капитана Бенвика.

– То-то и оно. И вы легко догадаетесь, кому он предназначен. Однако же (продолжал он с чувством) он был писан не для нее. Мисс Эллиот, помните ли вы, как брели мы вместе по Лайму и его жалели? Я тогда думал... – впрочем, пустое. Мыс Доброй Надежды – вот где был писан портрет. Там свел он знакомство с юным художником германским и, верный слову, данному бедной моей сестре, позировал ему и вез ей подарок; а теперь мне поручено почтительнейше вручить его другой. Что за комиссия! Для меня ли? Но к кому еще мог он прибегнуть? И я не обману его надежд. Правда, я без сожалений передаю эту честь другому. Вот он все исполнит (кивая на капитана Уэнтуорта), он как раз и пишет письмо.

Губы его дрогнули, и он заключил свою речь словами:

– Бедная Фанни. Уж она бы не забыла его так скоро!

– Да, – отвечала Энн тихим, растроганным голосом. – Да, я вам верю.

– Не в ее то было природе. Она боготворила его.

– Это не в природе всякой истинно любящей женщины.

Капитан Харвил усмехнулся, как бы говоря: «Вы столь уверены в женском постоянстве?»

Она отвечала на немой вопрос его тоже с улыбкой:

– Да, поверьте, мы не забываем вас так скоро, как вы забываете нас. Думаю, это судьба наша, а не заслуга. Тут уж ничего не поделаешь. Мы живем в домашнем кругу, в тиши уединения, во власти собственных чувств. Вас же скоро отвлекают волнения большого мира. Вечно у вас есть дело, цель, занятия всякого рода, жизнь предъявляет вам свои права, вас рассеивают невольно труды и перемены.

– Если вы и правы, и большой мир скоро отвлекает многих мужчин (а мне, пожалуй, и не хочется с вами соглашаться), то как приложить это к Бенвику? Заключение мира оставило Бенвика на берегу, и с самой той поры он жил с нами, в узком домашнем кругу.