406  

А потом, уже расходясь, друг у друга спрашивали: так это что решили? когда приступать? Да прям не завтра ли, с понедельника? Да как это мы своим выложим? Ведь за десять дён отвыкли, не соберёшь. Так если рабочим приступать – тогда и солдатам на ученье??

Ишь ты, шустрые какие! – уж и с завтрева им! Ежели б ещё поманешечку…



*****


ПРИНЯЛИСЬ ГУЛЯТЬ – ТАК НЕ ДНИ СЧИТАТЬ


*****

442

Вчера к вечеру ехал Пешехонов в автомобиле по Большому проспекту – и навстречу увидел громадную толпу, которая двигалась с гамом и визгом от Каменноостровского. Алексей Васильич остановил автомобиль, выскочил навстречу – что такое?

Толпа была в основном женская и страшно ликовала, размахивала руками, но не угрожала никому. Оказалось: это – домашняя прислуга, кухарки, горничные, прачки, высыпали после общего митинга и катили по улице, невиданно ощущая себя в силе и хозяевами!

Пробуждению таких чувств можно было только порадоваться? (К толпе присоединялись и мужчины, прохожие, – и в хвосте заметил Пешехонов того гордого всадника первых дней, увешанного лентами, – а теперь плёлся за прислугой в жалком виде, пьяненький.)

Но приехал Пешехонов в комиссариат – ещё новость: по всей стороне расходятся чьи-то прокламации, приглашающие весь народ в воскресенье на Невский для демонстрации.

Это ещё зачем теперь? Большие толпы с неразгаданным устремлением вызывали у него тревогу: они могли громить.

Связались с Советом рабочих депутатов, оттуда ответили – провокация, приглашайте граждан воздерживаться от демонстрации, очевидно контрреволюционной.

Так и слухи ползли: что это – контрреволюционеры нарочно зазывают народ, а завтра начнут в него жарить из спрятанных пулемётов.

Но уже поздно было печатать и клеить по улицам свои отговаривающие объявления, да и не поверил Пешехонов никакой контрреволюции, не придал значения слухам и надеялся, что демонстрация не состоится.

А сегодня (воскресенье не воскресенье, комиссариат бурлил как всегда) часов в 11 утра донесли, что от Новой Деревни по Каменноостровскому движется громаднейшая толпа, больше десяти тысяч, и всё увеличивается по пути – и, очевидно, валит на Невский.

Вот так так! Никаких мер предупреждения не принял – а вот теперь валила – и что же делать? и остановить нечем! Не пускать же в ход оружие! Да и нет такого отряда, загородить.

А толпа – всё ближе, и вот сейчас – поравняется, смотри – и комиссариат разнесёт.

Сидели и ждали в опасениях.

Но что-то не шла. Да куда ж подевалась? Послали разведать – оказывается, завернула в «Спортинг-палас».

Что делать? Надо спешить туда, а то и «Спортинг-палас» разнесут.

Пешехонов пошёл с двумя-тремя, за себя он как-то ни разу не боялся, он только боялся провалить комиссариатское дело.

Десять не десять тысяч, но очень много. И – митинг. Это уже хорошо: если митинг идёт, то разносить дворца не будут.

Одним аплодируют, другим свищут.

Ораторы – со стола. Дотолкались туда, подсадили Алексея Васильевича, взлез и он.

С разных мест узнали его, встретили аплодисментами.

Пешехонов повеличал их «народным собранием», приветствовал от имени комиссариата, поздравил с завоёванной свободой, вот – со свободой собраний и слова, которую они теперь осуществляют. Заявил, что революционная власть стоит на страже этой свободы и никому не даст её нарушить, что комиссариат счастлив охранять такое многолюдное собрание. Просил он и граждан со своей стороны – не нарушать ничьей свободы, терпеливо выслушивать ораторов, в каждую речь вдуматься, потому что обстановка передо всеми – самая сложная.

Всё сошло хорошо, ещё поаплодировали, и Пешехонов слез со стола.

Но не успели они выбраться наружу, как у слышались в толпе возбуждённые крики. Что такое? Кто-то заподозрил в своём соседе полицейского шпика – и вот уже вцепились несколько в этого человека и хотели его рвать, вся публика туда тискалась.

Сотрудник шепнул Пешехонову: «арестуйте». Счастливая идея! Стали кричать, раздвигать толпу, продираться в центр свалки.

Пешехонов грозно арестовал заподозренного, а самых сильных крикунов назначил тут же конвоирами – вести «шпика» в комиссариат. И того, кто опознал шпика, – тоже чтобы шёл с ними.

Собрание успокоилось и продолжало митинг.

В комиссариате опросили всех свидетелей, и оказалось, что никто этого человека не знает и ничего доказать не может.

  406  
×
×