87  

– Пиши: и батальонах.

– Пиши: и полках!

– А у моряков же как?

Был тут один и матрос:

– На судах военного флота.

… Немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов…

– А унтеры что ж?

– А они тоже нижние.

А комитетам этим… чего делать-то?

Да – всё им делать. Чтобы – всё дочиста было им подчинено.

– Так не пойдё! А – строй, команда?

– Да хоть и строй-команда!

– Ну, не! Без офицера не сладится.

И солдаты заспорили. Уже и цельный день прокричали – а всё непонятно.

А Соколов пока, под шум, выводил для конкретности:

… по одному представителю от роты… с письменными удостоверениями… в здание Государственной Думы… 2-го марта к 10 часам утра.

Отнять армию у Государственной Думы. И отнять уже завтра к утру!

Нахамкис веско добавил:

– Николай Дмитрич, оттените: во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих депутатов и своему комитету. И больше никому.

Соколов быстро писал, перо не кляксило, не задирало, уже перешёл на второй лист.

А Кливанский со своей бумаги заботливо дальше:

– А приказы Военной комиссии исполнять только если не противоречат постановлениям Совета Рабочих и Солдатских…

Нахамкис тихо ушёл.

А солдаты, не мешая перу Соколова, между тем опять заспорили о главном деле, как они понимали: у кого ж будет оружие? В той комнате накричано: офицерам не выдавать. И для свободы – надо б его забрать себе. Но речь не о револьвере, не о шашке, – а ежели полковым оружием офицер не распоряжается, ни пушками – так что за армия будет? на что она гожа?

Но образованные от стола:

– И спорить нечего! Офицерам оружия – ни в коем случае не выдавать.

Да так-то оно и нам безопасней. А только – как же армия?…

… Всякого рода оружие…

– Тогда уже особо пиши: пулемёты, винтовки…

– Гранаты, ничего не пропускай!

– Бронированные автомобили тоже-ть…

– И – протчее! И вообще – всё протчее, а то чего пропустим.

… Должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не могут выдаваться офицерам даже по их требованию…

– А на фронте?

– То – на фронте. А ты смотри – тебя бы здесь не издырявили!

– Это – так, братцы, а чо ж? А то они нас опять заворожат.

Там, в дневном перекрике, много чего наворотили: и офицерам не жить вне казарм, и погоны с них снять, и которого рота не подтвердит – на левый фланг. А – как же теперь?

И Линде – вытянув руку, как крыло, будто косо спускаясь к солдатам:

– Да! Да, товарищи! Раз комитеты выборные – то офицеры тем более выборные!

Сробели солдаты: эт' кого мы в офицеры себе сами возжелаем? Вот – его для прикладу?

Ну, не именно из солдат, объяснял Кливанский. Из офицеров же, но которые получше. А которые к вам плохие – метлой.

Солдаты робели.

А образованные за столом – нисколько. И вписали.

Солдаты затоптались: не! не! всё ж таки совсем начисто отменить воинску дисциплину – никак не можно. Всё ж таки немец стоит на нашей земле – и как же в армии без порядку? Просили солдаты: дисциплину оставить.

– Хорошо, – уступил Соколов, удивляясь пугливости стада. И вслух повторял, что писал:

… В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину…

Так, так, – улыбались. Без порядку – кака армия?

– А как из строя рассыпались – так всё, свобода. И солдаты пользуются всеми правами граждан!

Ну, ну, чего ж. Хорошо.

Вписал:

… в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты…

– И – чести больше не отдавать! – Максим из своей бумажки.

Солдатам опять неловко:

– Какая ж служба без чести?

– Не отдавать! – весь задрожал Линде, голову вскинул, румянец на бледных щеках.

– Ну, можно так, – польготили городские за столом, – не отдавать вне прямой службы. Из казармы шаг ступил – и уже не отдавать. На улицах – не отдавать.

Ну, верно. Как уже на улицах и пошло. Сами шашки по-отдавали, признают.

– А сила казалась, братцы, наши командиры, сила! А хлипки на поверку.

– А «ваше благородие», – допрашивал Соколов: – Хоть и на службе – зачем оно? Отменить!

– А правда, братцы, на кой это благородие? Чего оно?

Записал: отменить!

  87  
×
×