121  

Сладостно-горькие воспоминания…

Только раз в неделю, чтобы немного утешиться. Неужели это так ужасно? Всего раз в неделю, чтобы потом пережить следующие шесть одиноких дней и ночей своей жизни.

Она будет всегда любить его…


У Мэтта было все, что можно вообразить. Деньги. Уважение окружающих. Любимая работа. Личная жизнь.

Вечером он всегда находил фланелевую рубашку там, где оставил ее утром. Открывая шкафчики в ванной, неизменно видел лишь крем для бритья, дезодорант, лейкопластырь и тальк для ног. Никто не воровал его шипучку, не оставлял плейеры где попало, не пачкал новый ковер чикагского дома, который он снимал на Линкольн-парк.

Отвечал он только за себя. Мог в последнюю минуту изменить планы, без помех смотреть, как проигрывают «Медведи»[42] , звонить приятелям и предлагать побросать мяч в корзину. Идеальное существование.

Почему же он чувствует себя обманутым и обойденным?!

Мэтт отбросил непрочитанную газету. По субботам он обычно отправлялся с утра на Фуллертон-Бич и гулял вдоль озера, но сегодня почему-то не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Может, завтра попытается что-нибудь написать…

Мэтт осмотрел гостиную, обставленную огромными креслами и сверхдлинным диваном. Интересно, ладит ли Люси с девочками в той шикарной частной школе, куда сунула ее Нили? А Баттон? Выучила новые слова? Скучает ли по нему? И вообще, думают ли они о нем?

А Нили… похоже, собирается занять кресло Холлингса в сенате. Он был счастлив за нее… действительно счастлив… только вот не понимал, почему каждый раз, когда видел ее очередное фото в туалете от кутюр, чувствовал себя так, словно ему нож в сердце вонзали!

Мэтт измучился от собственных мыслей, устал быть наедине со своим несчастьем. Он решительно переоделся в спортивные шорты и уже хотел выйти на пробежку, когда в дверь позвонили. Не хватало ему еще веселой компании в субботу утром!

Он рассерженно откинул засов.

— Какого…

— Сюрприз!

— Сюрприз! Сюрприз!

— Сюрприз!

Все семеро. Семь сюрпризов. Сестры ворвались в комнату и принялись обнимать единственного брата.

Мэри Маргарет Джорик Дубровски… Дебора Джорик… Дениз Джорик… Кэтрин Джорик Мэтьюз… Шэрон Джорик Дженкинс Грос… Жаклин Джорик Имс… и сестра Энн Элизабет Джорик.

Толстушки и худышки, хорошенькие и не очень, хлопотливые домохозяйки и блестящие специалистки, замужние, одинокие, разведенные и даже одна невеста Христова — все нагрянули к нему домой.

— Ты показался таким угнетенным, когда говорил с нами…

— …что мы решили собраться и навестить тебя.

— Чтобы немного развеселить!

— Прочь с дороги! Мне нужно пописать!

— …надеюсь, у тебя есть кофе без кофеина?

— О Боже, мои волосы! Почему вы не сказали, на кого я похожа…

— …позвонить по телефону и вызвать няню к детишкам.

— …вся эта шумиха совершенно тебя вымотала…

— Черт! Зацепила колготки…

— …для чего тогда сестры?

— …у кого-нибудь есть аспирин?

Не успев войти, они одна за другой принялись отводить его в сторону.

— …так волнуюсь за Кэти. С ее булимией…

— …выпотрошила всю свою «Визу».

— …должна поговорить с тобой насчет Дона. Знаю, он тебе никогда не нравился. Но все же…

— …яснее ясного, этот чертов профессор ненавидит меня.

— …стоит поменять работу или…

— …конечно, все двухлетние дети несносны, но…

— …вопрос о причастии. Тот факт, что отец Френсис может освятить облатку, еще не…

Уже через час они ухитрились измазать помадой майку Мэтта, передвинуть его любимое кресло, сунуть нос в его личный органайзер, взять в долг пятьдесят баксов и сломать кофеварку.

Господи, как же он был им рад!

Две сестры остановились в отеле «Дрейк», еще две собирались переночевать в доме Мэри Маргарет на Оук-парк, остальные три оккупировали жилище Мэтта. И поскольку он все равно мучился бессонницей, отдал им свою громадную кровать, а сам занял спальню для гостей.

И как обычно, проспал всего два часа, долго вертелся и, наконец, спустился вниз и уселся в гостиной, глядя в окно. Перед глазами стояла Нили наутро после ночи любви: волосы растрепались, щеки порозовели, а глаза…

— Мы просто невыносимы, верно?

Мэтт обернулся и увидел Энн — в уродливом темно-сером халате, похоже, том же, который она любила носить перед уходом в монастырь. Курчавые непокорные волосы торчали упругими завитушками. Круглое лицо озабоченно хмурилось.


  121  
×
×