Гордость и предубеждение и зомби

— Я не пойму, по какому праву мистер Дарси стал решать за своего друга, насколько правильно тот влюблен. И отчего он стал устраивать его счастье, руководствуясь лишь своим мнением? Однако, — продолжила она, несколько придя в себя, — раз уж нам неизвестны подробности, мы тоже не вправе судить его. Возможно, речь и не шла о серьезной привязанности.

— Что ж, могло быть и так, — сказал Фицуильям, — хоть это предположение и значительно преуменьшает заслуги моего кузена.

Замечание полковника было шутливым, однако, по мнению Элизабет, столь точно характеризовало мистера Дарси, что она не решилась ответить и, резко переменив тему, до самого пасторского дома говорила лишь о разных пустяках. Как только их гость ушел, она заперлась у себя в комнате и смогла наконец без помех обдумать все услышанное. Не стоило и надеяться, что речь шла о каких-то незнакомых ей людях. В мире не могло существовать второго человека, на которого мистер Дарси имел бы столь безграничное влияние. Элизабет никогда не сомневалась, что он некоторым образом причастен к разлуке Бингли и Джейн, однако основной замысел и его осуществление она всегда отводила мисс Бингли.

Теперь же оказывалось, если только мистера Дарси не обманывало его собственное тщеславие, что именно из-за него, из-за его гордости и каприза, пострадала и продолжает страдать Джейн. На какое-то время он лишил надежды на счастье самого доброго и великодушного человека на всем свете, и поэтому Элизабет твердо решила, что до ее отъезда из Кента еще бьющееся сердце мистера Дарси будет лежать у нее на ладони.

«Дама вызывала серьезные возражения», — вспомнились ей слова полковника Фицуильяма. Серьезность этих возражений наверняка заключалась в том, что один дядя дамы был деревенским стряпчим, второй — лондонским торговцем, а сама она в пылу семейной ссоры могла раскроить череп Бингли, который значительно уступал ей в силе и сноровке.

— Какие могут быть возражения против Джейн! — воскликнула Элизабет. — Ведь она сама прелесть и доброта! Она удивительно умна, а ее манеры и владение оружием безупречны. Моего отца также не в чем упрекнуть, ведь, несмотря на все свои чудачества, он обладает достоинствами, которых не постыдился бы и сам мистер Дарси, и пользуется уважением, которого тот никогда не достигнет.

При мысли о матери уверенность Элизабет, однако, немного пошатнулась. Но она твердо решила, что недостатки миссис Беннет вряд ли сыграли для Дарси решающую роль, поскольку его гордость была бы больше задета, если бы его друг породнился с людьми низкого звания, чем небольшого ума. Поэтому Элизабет окончательно убедила себя в том, что мистер Дарси отчасти руководствовался худшим видом гордости, а отчасти — желанием приберечь мистера Бингли для своей сестры.

Волнение, вызванное этими мыслями, привело к головной боли, которая лишь усилилась к вечеру и вкупе с нежеланием убивать Дарси в присутствии его тетушки (она ведь могла этому воспрепятствовать) стала причиной отказа Элизабет идти вместе с родней пить чай в Розингс, куда они все были званы.

Глава 34

Когда все ушли, Элизабет, будто бы желая еще сильнее настроить себя против мистера Дарси, принялась перечитывать письма от Джейн, полученные ею в Кенте. В них не было ни жалоб, ни воспоминаний о прошлом, ни единого намека на нынешние страдания. Но все же каждой фразе теперь недоставало жизнерадостности, которая ранее была так присуща письмам Джейн. Почти в каждой строке Элизабет находила печаль, которой не заметила, читая письмо в первый раз. То, как беззастенчиво мистер Дарси вменял себе в заслугу чужое несчастье, помогло Элизабет острее ощутить переживания сестры.

Некоторым утешением служила мысль о том, что скоро он падет от ее клинка, а через две недели она наконец увидится с Джейн и немного поднимет ей настроение, презентовав голову и сердце мистера Дарси. Подумав о Дарси, она вспомнила и о его кузене — несмотря на всю свою любезность, полковник Фицуильям был единственным человеком, который мог обвинить Элизабет в убийстве Дарси. Следовательно, от него тоже придется избавиться.

От размышлений о том, как бы лучше все устроить, ее отвлек внезапный звон дверного колокольчика, и Элизабет слегка оживилась, подумав, что полковник сам решил заглянуть к ней. Однако чувства ее тут же переменились, и она поняла, что ошиблась, когда в комнату, к ее величайшему изумлению, вошел мистер Дарси. Он тотчас принялся торопливо осведомляться о ее здоровье, сказав, что зашел лишь для того, чтобы узнать, как она себя чувствует. Она отвечала ему с холодной учтивостью, с трудом веря в то, что ей повезло так скоро очутиться с ним наедине, и выжидая удобного случая отлучиться за своей катаной. Он на секунду присел, потом вскочил и принялся расхаживать по комнате.