18  

Если бы только ему дали уйти с миром! Даже червяк и тот имеет право умереть тихо. Но нет, они открывают ему глаза, кладут на операционный стол… Тычут пальцами, сдирают одежду, подключают к каким-то сложным аппаратам и трещат без умолку, как сороки. «Все для спасения президента!» Идиоты…

К чему все эти старания? Он чувствовал, как наваливается чудовищная усталость. Жизнь потихоньку уходит. Именно так. Уходит. Он чувствовал, что все куда-то уходит. Не может быть! Жан Люсиндер ощутил… что он сам уходит. Покидает свое тело. Вот, вот! Ну точно, он действительно покинул тело. Он? Может, кто-то другой? Что-то другое? Как это может называться? Его душа? Нематериальное тело? Эктоплазма? Материализованная мысль? Прозрачное и легкое! Вот они разъединяются, словно разваливается кокон. Удивительные ощущения!

Он сбросил, оставил свою кожу, как старое, поношенное платье. Он поднимается, возносится, выше, еще выше… Палец больше не болит. Как легко!

Его новое «я» на мгновение задержалось под потолком. Он видел внизу распростертое на столе тело и врачей, прилагавших все усилия, чтобы вернуть его к жизни. Никакого уважения к покойному. Вскрывают грудную клетку, распиливают ребра, пихают электроды прямо в сердце!

Невозможно больше оставаться здесь, к тому же они все время его окликают! Прозрачная серебристая и эластичная нить, напоминающая пуповину, соединяет его с телом. По мере того как он отдаляется, эта нить становится все длиннее.

Он прошел сквозь потолок, сквозь этажи, набитые больными. Сквозь крышу и небо. Вдали его манил свет. Фантастика! Другие люди, множество людей летят вокруг него, за ними тянутся серебристые нити. Он чувствует себя участником великого праздника.

Внезапно его серебристая нить перестала растягиваться. Вот она твердеет, натягивается, тащит вниз! Кажется, это означает, что Люсиндер еще не умер. Другие эктоплазмы смотрят на него в недоумении: почему он не летит дальше? Нить тащит его обратно, как натянутая и резко отпущенная резиновая лента. Вот он снова проходит сквозь крышу, потолки, вновь видит операционную и в ней врачей, посылающих разряды в сотни вольт прямо ему в сердце. «Это запрещено!» Два года назад он уже провел закон, ограничивающий применение интенсивной терапии. Он помнил — статья 676: «После полной остановки сердечной деятельности не разрешается осуществлять какие-либо манипуляции, вмешательства или операции, которые могут привести к повторному запуску сердца». Но на президента этот закон, по-видимому, не распространяется. Ублюдки! Дерьма куски! Ему снова открылась неприятная сторона того, что он был главой государства. Сейчас он хотел лишь одного: быть клошаром, до которого никому нет дела, бомжом, попрошайкой, рабочим, домохозяйкой, неважно кем, лишь бы его оставили в покое. Лишь бы дали умереть спокойно. Первое, самое главное право гражданина — умереть спокойно.

«Дайте же сдохнуть человеку!» — кричал он изо всех сил. Но у его эктоплазмы не было голоса. Серебристая нить тянула его все ниже. Он уже не мог подняться обратно. Шлеп — и он слился со своим трупом. Что за мерзкое ощущение! Ой-ой! Опять этот вросший ноготь, сломанные ребра! И тут ему вкатили еще один разряд, на этот раз очень болезненный.

Он открыл глаза. Врачи и санитары закричали от радости и принялись поздравлять друг друга.

— Получилось! Получилось!

— Сердце бьется, он дышит, он спасен!

Спасен? От кого спасен, от чего? Явно не от этих недоумков. О, как он страдал! Люсиндер с трудом пробормотал что-то с мучительной гримасой.

— Прекратите электрошок, закрывайте грудную клетку!

А он хотел крикнуть: «Закройте дверь, дует же!»

Ему было так больно, словно его резали по живому.

Опять ты здесь, о мое бренное тело.

Он приоткрыл один глаз — вокруг кровати стояла целая толпа.

Ему было так больно, так больно. Жгло как огнем. Он вновь закрыл глаза, чтобы еще раз увидеть чудесную сияющую страну там, высоко в небе.

32. Полицейское досье

Фамилия: Люсиндер

Имя: Жан

Цвет волос: седые

Глаза: серые

Рост: 178 см

Особые приметы: нет

Примечание: пионер движения танатонавтов

Слабое место: президент Франции

33. Министр Меркассьер

Президентский кабинет в стиле Людовика XV был огромен. В комнате царил полумрак, но картины прославленных мастеров и бесстыжие греческие скульптуры вполне можно было разглядеть. Искусство — лучший способ произвести впечатление на обывателей. Бенуа Меркассьер, министр науки, прекрасно это понимал. Он также знал, что президент Люсиндер — хотя его лица и не видно в полумраке — сидит прямо перед ним. Настольная лампа освещала только руки, но Меркассьер видел и знакомый силуэт президента, и сидящего у его ног черного лабрадора.

  18  
×
×