Танатонавты

— А-а… бл…дь.

Мы в изумлении уставились на него. Он потер лоб.

— Ну, бл…дь, во дают!

Он удивленно смотрел на нас, словно не понимал, откуда вдруг такое внимание к его особе.

— Ну что, дали мне двадцать восемь лет зачету?

Мы чуть не набросились на нашего пациента с объятиями и поздравлениями, но вовремя вспомнили, что ему надо прийти в себя. Рауль, однако, упорствовал:

— Как это было?

Феликс потер запястья и заморгал.

— Да как вам сказать… Ну, вылез я, значит, из кожи. Поначалу-то я чуть не наложил. Стал ну прямо как птичка. Блин! Летаю, значит, над собой… Ну! Поднялся вверх, а там все эти… мертвяки свежие, тоже летают. И такие рожи, главное! Мы полетали немного, а потом, смотрю, попали в круг, а он, блин, весь светится. Я такой по ящику видел, тигры через них прыгают.

Он перевел дыхание. Мы жадно ловили каждое его слово. Польщенный таким вниманием, он продолжал:

— Ваще, не поверишь! Ну как от карманного фонарика. Неоновый круг такой, а внутри свет, и этот свет типа говорит со мной. Иди, говорит, сюда. Ну, я и пошел. Бац! — и попал в огненный круг, как тигр в цирке. И пошел на фонарик…

Рауль не смог удержаться:

— На свет в центре, в огненном круге?

— Во-во. Как в мишень полетел. Не знаю, я говорил, у меня это все прямо в башке звучало. Он мне — давай, короче, еще ближе. Типа все будет хорошо.

— И вы туда пошли? — не выдержала Амандина.

— Ну да. И я там вижу, это типа как воронка, а в ней всякие штуковины вертятся.

— Какие штуковины?

— Да разные, какие! Звезды там, пар, струи какие-то странные вертятся в этой воронке. А она здоровая такая, хоть тыщу домов туда запихай.

Рауль ударил кулаком по ладони.

— Континент Мертвых! — воскликнул он. — Он видел Континент Мертвых!

— Продолжайте, прошу вас, — взмолился я.

— Ну вот, я туда ближе, еще ближе, а потом чую — еще малость, и я уже не вернусь. Ну-у, думаю, и на фига я тогда срок скашивал! А свет твердит у меня прямо в башке, что типа это все неважно, что на земле одна суета… Эх! И здоров же он говорить! И тут я чувствую, будто попал в пещеру Али-Бабы, а там полно сокровищ, только не золото-серебро, а всякие приятные ощущения. Хорошо так, тепло, сладко, мягко. Как маму нашел. Это самое… водички бы стаканчик, а? Во рту пересохло.

Амандина принесла воды. Кербоз залпом выпил воду и продолжил:

— Я ничего не мог поделать, только вперед идти. Блин! Но там вижу, вроде как стенка прозрачная. Не кирпичная, а мягкая, как ж…па. Я так и подумал: я в прозрачной ж…пе. Не, блин, думаю, так дело не пойдет. Если я за эту стенку сунусь, то назад уже не вернусь и прости-прощай мои двадцать восемь лет зачету. Тут я по тормозам.

Значит, я был прав, и они все там вставали перед выбором. Этот парень нашел причину вернуться. Я бы не вернулся.

Феликс вздохнул:

— Это, ваще, нелегко. Сам с собой боролся, чтоб развернуться на сто восемьдесят, вместе с душой-то. А потом вдруг какая-то длинная веревка, белая, вроде как серебряная, меня сюда — раз! И тут уж я гляделки открыл.

Мы были словно на седьмом небе. Все наши жертвы оказались не напрасны. Наши усилия наконец-то принесли плоды. Человек перешел границу смерти и вернулся рассказать о том свете. А что же там, дальше, в этом светящемся и нематериальном мире?

Теперь Феликс потребовал стакан рому.

Меня трясло от возбуждения:

— Надо созвать пресс-конференцию. Люди должны узнать…

Рауль тут же осадил меня.

— Слишком рано, — сказал он. — Пока все должно оставаться как есть: проект под грифом «Совершенно секретно».

64. Люсиндер

Президент Люсиндер поглаживал Верцингеторига. Он был в восторге.

— Так что же, Меркассьер? Значит, у них получилось?

— Да. Я своими глазами видел кассету с записью взлета и посадки этого… танатонавта.

— Танатонавта?

— Они так называют подопытных. По-гречески это значит «разведчик смерти» или что-то в этом духе.

Президент прикрыл глаза и улыбнулся:

— Неплохо, совсем неплохо. Очень поэтично. Мне нравится. Похоже на научный термин, но это даже хорошо.

На самом деле Люсиндер ликовал. Неважно, как их называть: некропилоты, смертолетчики, визитеры рая… Смысл все тот же.

Меркассьер пытался снова обратить на себя внимание президента. В конце концов, именно он организатор проекта и, стало быть, имеет все основания гордиться успехом. Доверяя, как и прежде, стратегии, которую разработала его жена, он решился сказать: