70  

Кома плюс двадцать четыре минуты сорок две секунды. Брессон гримасничает, будто видит кошмар. Он вцепился в подлокотники. Рукава смокинга задрались, и видно, что он покрылся гусиной кожей.

Брессон дергается, словно имитирует схватку с чудовищем. Издает предсмертные хрипы, изо рта капает пена, он молотит кулаками, брыкается. К счастью, танатонавт пристегнут к креслу, иначе он свалился бы с него, оборвав трубки и провода, связывающие его с Землей.

Журналисты, потеряв дар речи, во все глаза смотрели на это. Все и так подозревали, что вторжение на Континент Мертвых — вещь достаточно рискованная, а тут танатонавт явно столкнулся с чем-то страшным. На его лице был только чистый, неприкрытый ужас.

Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят две секунды. Он еще борется. Люди отошли назад, чтобы не попасть ему под руку. Мне все это возбуждение кажется нехорошим симптомом. Рауль прикусил губу. Амандина крепко сжала губы. Она вся как натянутая струна.

Я бросился к пульту управления.

Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят шесть секунд. Электрокардиограф пищит, как сейсмограф в момент извержения вулкана. Через мгновение я понял, что, если мы ничего не сделаем, Жан Брессон умрет. Загорелись лампы аварийной сигнализации. Взвыли аппараты. Но его электронная система уже сработала, и резкий электроудар сотряс все тело. Еще и еще раз. И все пришло в норму. Аварийные сигналы погасли.

Брессон был спасен. Мы вернули его живым. Он был словно подвешен в воздухе, а мы смогли вытянуть его обратно, на твердую почву. Повезло. Страховка, его эктоплазменная пуповина, выдержала.

Он прошел через стену смерти. Мы с опаской приблизились к нему.

— Получилось! — завопил у нас за спиной журналист телеканала RTV1. Он, должно быть, воспользовался ожиданием, чтобы отрепетировать репортаж. «Первый эксклюзивный выпуск на телеканале, который можно смотреть хоть целый день! Вы стали свидетелями взлета и посадки первого танатонавта, пересекшего Мох-1! Это была прямая трансляция. Вы видите событие, которое войдет в Историю. Это сенсация! Жан Брессон расскажет все сразу после пробуждения».

Пульс в норме. Нервная деятельность почти в норме. Температура в норме. Электрическая деятельность в норме.

Жан Брессон открыл глаза.

Выражение его лица противоречило показаниям мониторов. Ни о какой норме и речи идти не могло. Куда подевалось легендарное хладнокровие этого каскадера? Ноздри трепещут, по лбу катится пот, лицо не выражает ничего, кроме ужаса. Резким движением он расстегнул ремень и стал озираться, словно не узнавал нас.

Первым опомнился Рауль:

— Ну что, порядок?

Брессона колотила дрожь. Какой уж тут порядок…

— Я прошел через Мох-1…

Зал разразился аплодисментами, которые тут же смолкли.

— Я прошел Мох-1… — повторил он. — Но что я там видел… это… это ужасно!

Никаких оваций. Только тишина. Жан растолкал нас, чтобы подойти к микрофону. Ухватившись за него, он простонал:

— Нельзя… нельзя, нельзя умирать. Там, после первой стены… там зло. Вы не поверите, какое это зло. Я прошу вас всех, пожалуйста, никогда не умирайте!

113. Итальянская поэзия

  • Трехзевый Цербер, хищный и громадный,
  • Собачьим лаем лает на народ,
  • Который вязнет в этой топи смрадной.
  • Его глаза багровы, вздут живот,
  • Жир в черной бороде, когтисты руки;
  • Он мучит души, кожу с мясом рвет.
  • А те под ливнем воют, словно суки;
  • Прикрыть стараясь верхним нижний бок,
  • Ворочаются в исступленье муки.
  • Завидя нас, разинул рты, как мог,
  • Червь гнусный, Цербер, и спокойной части
  • В нем не было от головы до ног[19].

Данте. «Божественная комедия». Ад, песнь шестая.

Отрывок из работы Фрэнсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

114. Переборщили

Нет смысла лишний раз говорить, что этот неожиданный «успех» заморозил всю нашу работу.

Жан, до сих пор страдавший от страшных видений, рассказал журналистам, что за первой стеной находится зона чистого ужаса. Страна тотального зла.

— Это ад? — спросил один из журналистов.

— Нет, ад, должно быть, более привлекателен, — ответил тот с цинизмом отчаявшегося.


  70  
×
×