Блейз Уиндхем

Но лорд Морган и не собирался уходить.

— Я останусь здесь, пока эта тварь не умрет, — заявил он. — А вы уведите старуху куда-нибудь подальше и заприте ее, пока мадемуазель не испустит дух.

— Роб… — начал эрл Лэнгфордский, но тесть перебил его:

— Нет, Тони, вы с Ником уже достаточно помогли мне.

Остальное я завершу сам. Уходите!

— Энтони, умоляю вас! — воскликнула Генриетта, пытаясь приподняться на постели. — Пусть служанка останется со мной, пусть утешит меня в минуту гибели! Не будь так жесток, не оставляй меня с этим безжалостным чудовищем!

Энтони Уиндхем подошел к постели и холодно уставился на Генриетту.

— Послушайте меня, кузина, и послушайте внимательно: все мы поняли, что сказала ваша бабушка несколько минут назад. У меня нет ни малейшего намерения оставлять ее здесь, чтобы она дала вам противоядие, освободила вас, похитила украшения моей жены и помогла вам сбежать, так и не поплатившись за свои преступления. Если вы еще не успели помолиться, если это ваше бормотание было не более чем игрой, тогда попытайтесь хотя бы сейчас воззвать к Богу, — и, повернувшись, он покинул комнату вместе с лордом Кингсли, таща за собой отбивающуюся старуху и слыша, как Генриетта провожает их пронзительными проклятиями.

— Роб — смелый человек, — негромко заметил Николас Кингсли.

— Да, я ни за что не решился бы остаться наедине с этой дьяволицей во время ее предсмертных мук, — признался Тони.

Они ввели пленницу в крохотную каморку под самой крышей дома.

— Месье, месье, — скулила Сесиль, — а что же будет со мной? Не станете же вы убивать невинную старуху! — Ее морщинистое лицо превратилось в застывшую маску ужаса.

Энтони хрипло рассмеялся:

— Невинную? Ошибаетесь, мадам! Кто научил эту тварь готовить яды? Разве не вы поддерживали ее, пока она плела вокруг моей бедной золовки паутину обмана? Вы виновны не меньше, чем она, но вам повезло — никто из нас не желает брать на себя грех и убивать вас. Ваше преступление было менее тяжким. Сколько пройдет времени, прежде чем яд убьет ее?

— Самое большее — три , часа, милорд, — пробормотала Сесиль.

— Когда мы убедимся, что она мертва, вы покинете эту комнату. Вы найдете Генриетту и разнесете печальную весть по всему дому. Ее похоронят в фамильном склепе, о ее преступлениях против рода Уиндхемов никто не узнает. А вы, мадам, вернетесь во Францию и будете получать небольшую пенсию. Но если вы хоть словом обмолвитесь о том, что случилось сегодня в Риверс-Эдже, я сам убью вас. Я найду вас везде, куда бы вы ни сбежали. Насколько вам известно, моя жена пользуется благосклонностью короля Генриха, а наш король поддерживает дружеские связи с Франциском французским. Посмейте только проболтаться — даже во Франции, и вас приговорят к казни, как ведьму. Вы все поняли, мадам?

Она кивнула.

— Будь ваш дядя Генри таким же, как вы, месье, он многого сумел бы добиться! Тогда у нас было бы все. Увы, он всю жизнь был мечтателем и глупцом. Я все поняла, месье, и я выполню вашу волю.

— Расчетливая старуха, — заметил Николас Кингсли, когда они заперли за собой тяжелую дубовую дверь и вернулись в библиотеку. — Вряд ли она станет оплакивать Генриетту. Как думаете, она и вправду приходится ей бабушкой?

— Вероятно, да. Сесиль — мать ее матери. Генриетта показывала нам миниатюрные портреты дяди Генри и своей матери. Теперь я вижу: между старухой и матерью Генриетты есть заметное сходство.

Они дожидались, когда лорд Морган спустится к ним и объявит, что француженка мертва. В ожидании они играли в шахматы, потягивая отличное бургундское. Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла Блейз.

— Ник! Почему никто не сказал мне, что ты здесь? В Кирквуде все хорошо?

— Я приехал только сыграть в шахматы и выпить в компании Тони, — объяснил лорд Кингсли.

— А как здоровье моей сестры?

— Блайт совершенно здорова — беременность ей только на пользу.

Блейз рассмеялась.» Должно быть, Бог благословил мужчин, — подумала она, — все кажется им таким простым!»

— А как поживает наш младший племянник? — продолжала она расспросы.

Эдмунд-Джон Кингсли родился двадцать пятого февраля и был назван в честь своего покойного дяди, эрла Лэнгфордского.

— Если бы не доброта и щедрость Эдмунда, — заявила Блайт, — у меня никогда не появилось бы приданого, и хуже всего, я не встретилась бы с Николасом!

— Дорогая, — галантно отозвался ее супруг, — я женился бы на тебе безо всякого приданого!