Адора

— Конечно, ваше величество! Мурад торопливо вышел из шатра, а Али Яхиа тихо прошептал сам себе:

— Что ж, мои планы сбываются, а это хорошо и для меня, и для моей страны.

Феодора расчесывала перед зеркалом свои прекрасные волосы, когда к ней в шатер вбежала служанка и взволнованно проговорила:

— Принцесса, сюда идет султан! Феодора оторвалась от своего занятия и приказала слугам, находящимся в шатре:

— Выйдите отсюда все. Быстро! Быстро! Едва они выскочили на улицу, как к Феодоре вошел Мурад. Не сказав ни слова, он подошел и поцеловал ее в щеку. Такое начало удивило Феодору; она уже привыкла, что он всегда, даже в моменты нежности, ведет себя с ней жестоко и агрессивно. Неожиданно для самой себя она расплакалась.

— Мой господин… — прошептала она. — Я не знаю, как тебе это сказать…

Слезы не давали ей говорить. Она машинально схватила руку Мурада и прижала к своей груди.

Мурад был просто потрясен переменой, произошедшей с Феодорой за какие-то несколько часов.

— Посмотри на меня, Адора, — попросил он, и она без вопросов повиновалась ему.

Она обняла Мурада за шею и нежно поцеловала.

— Мурад! Прости меня. Я была просто дурой. Пожалуйста, прости меня!

От удивления он, казалось, просто потерял дар речи и поэтому ничего не ответил ей.

— Во всем виновата моя непомерная гордость, — продолжала она. — Я привыкла к тому, что все боготворили меня, и считала, что ты тоже должен относиться ко мне не как к женщине, а как к богине. Меня очень избаловали, но сейчас я все поняла и прошу тебя, прости меня.

Она опустилась перед ним на колени, и он, как будто испугавшись, подхватил ее и тут же поставил на ноги.

— Ну, так ты простишь свою покорную рабыню? — спросила она с застенчивой улыбкой.

— О Аллах! Я просто не верю, что все это говоришь ты! — воскликнул он.

— Слава Богу! — вздохнула Феодора. — Теперь мы наконец объяснились друг с другом, и даже если я расстанусь с тобой, то после этого меня никогда не будут мучить угрызения совести и сожаление о том, что я была такой дурочкой.

— Ты хочешь покинуть меня? — оцепенел от страха Мурад, он все еще никак не мог поверить в свое счастье. Она ответила после недолгой паузы:

— Ни в коем случае. Все те годы, что я прожила женой твоего отца, я только и мечтала о том, как бы мне увидеть тебя и побыть с тобой наедине хоть минутку. Сейчас же, когда моя мечта наконец-то сбылась, я и в мыслях не держу, чтобы покинуть тебя, радость моя.

— Но почему, почему тогда ты отказала мне в день смерти моего отца, а потом вдобавок еще и сбежала в Византию?

— Когда-то давно в монастырском саду ты обещал жениться на мне. Все годы, что я прожила женой султана Орхана, я помнила об этом твоем обещании. Когда же ты предложил мне стать просто твоей наложницей… — Феодора на секунду замолкла, и лицо ее исказилось гримасой от наполовину забытой душевной боли. — Как ты правильно сказал когда-то, я всего лишь женщина, — продолжила она. — Меня очень легко обмануть или обидеть. Тогда я посчитала, что ты просто издеваешься надо мной. Да и сейчас ты видел, с каким трудом я согласилась на роль наложницы, ведь моя вера строго-настрого запрещает это.

— А моя религия приветствует. Я не был жесток с тобой. Странно, как ты со своим государственным умом не можешь понять, что правители империй заключают всегда только политически выгодные браки. Я могу иметь лишь три жены, но зато сколько угодно наложниц. Наш с тобой брак не принес бы Турции никаких политических выгод, поэтому-то я и предложил тебе место в моем гареме. Я собираюсь двигаться на Европу, и мне придется брать в жены дочерей или сестер правителей покоренных государств.

— Все это, хорошо понятное любой турчанке, очень сложно постичь мне — греческой женщине, пусть даже и прожившей в Турции большую часть жизни. Но сейчас, кажется, я наконец стала понимать смысл твоих поступков. Теперь меня не волнует мое положение в обществе, главной моей заботой станет родить тебе как можно больше здоровых и умных сыновей.

— Да твое положение в обществе, будет такое же, как у меня. В Турции фаворитка султана значит больше, чем все его советники, не говоря уже о женах. Да ты сама, наблюдая жизнь моего отца, должна была понять это. А что касается сыновей, то в этом не будем сомневаться — достаточно посмотреть на Халила! Знаешь, я иногда с ужасом думаю, что, не повреди он себе в детстве ногу, не видать бы мне султанского меча как своих ушей.