Мужская верность (сборник)

– Откуда это у тебя? – удивилась Марина.

– Грузины приезжали на фестиваль в прошлом году.

Марина поразилась, что коньяк стоит у нее в течение года. Значит, пила раз в месяц по рюмочке. Экономила.

– Снимай костюм, – напомнила Марина.

Барбара стала стаскивать через голову. Марина обратила внимание, что ее подмышки не побриты. Курчавились рыжие волосы.

– А почему ты не бреешь подмышки? – поинтересовалась Марина.

– Зачем? Природа сделала так, с волосами. Значит, волосы зачем-то нужны… Я привезла из Исраэля специальную мазь. Она убивает микробы, но не блокирует потоотделения. Потеть полезно… Уходят шлаки, организм очищается…

Барбара осталась в лифчике и трусах-бикини. У нее была тяжеловатая и крепкая фигура Венеры Милосской. Но сегодня такая фигура не в моде. Модно отсутствие плоти, а не присутствие ее. Единственно, что было красиво по-настоящему, – это запястья и лодыжки. Тонкие, изящные, породистые, как у королевы.

Марина ушла в ванную комнату и надела там костюм. Он как-то сразу обхватил ее плечи, лег на бедра. Обнял, как друг. Это был ЕЕ костюм – идучий и очень удобный. В таких вещах хорошо выглядишь, а главное – уверенно. Знаешь, что ты в одном экземпляре и лучше всех.

Марина вышла из ванной комнаты. Барбара оценивающе посмотрела и сказала:

– Ты должна купить себе такой же. В Москве.

– Я куплю его у тебя.

– Нет!

– Да!

– Но это мой костюм! – запротестовала Барбара.

– Будет мой. Я заплачу тебе столько, сколько он стоил новым.

– Но я не хочу!

Марина подошла к ней и положила обе руки ей на плечи.

– Ты действуешь как проститутка, – заметила Барбара.

– Проститутки тоже люди. К тому же я ничего не теряю. Только приобретаю.

– Что приобретаешь?

– Новый опыт и костюм.

– Ты цинична, – заметила Барбара.

– Ну и что? Я же тебе нравлюсь. Разве нет?

Барбара помолчала, потом сказала тихо:

– Я хочу тебя.

– В обмен на костюм?

– Ты торгуешься… – заметила Барбара.

– А что в этом плохого?

– Любовь – это духовное, а костюм – материальное. Зачем смешивать духовное и материальное?

Все имеет свои места. Все разложено по полкам. Немецкая ментальность. Русские – другие. Они могут отдать последнюю рубашку и ничего не захотеть взамен. Широкий жест необходим для подпитки души. Душа питается от доброты, от безоглядности.

– Материальное – это тоже духовное, – сказала Марина.

Барбара смотрела на нее не отрываясь.

– Не будем больше дискутировать…

Легли на кровать.

Барбара нависла над Мариной и стала говорить по-немецки. Марина уловила «их либе…». Значит, она говорила слова любви.

Марина закрыла глаза. В голове мягко проплыло: «Какой ужас!» Она, мечтавшая о любви, ждущая любовь, оказалась с лесбиянкой. Гримаса судьбы. Дорога в тупик. И если она пойдет по ней, то признает этот тупик.

Она представила себе лицо Маэстро при этой сцене. У него от удивления глаза бы вылезли из орбит и стали как колеса. А отец… Он просто ничего бы не понял.

Барбара стала целовать ее грудь. Все тело напряглось и зазвенело от желания. Нет!

Марина резко встала. Подошла к столу. Налила коньяк. Пригубила. Держала во рту. Коньяк обжигал слизистую. Марина не знала, проглотить или выплюнуть.

Вышла в кухню, выплюнула. Сполоснула рот. Не пошло.

Марина оделась в свои московские тряпки. После костюма они казались ей цыганским хламом. Но черт с ним, с костюмом.

Барбара стояла у нее за спиной.

– Ты меня выплюнула, как коньяк, – сказала она.

– Не обижайся.

Марина подошла и обняла Барбару, без всякой примеси секса, просто как подругу. Барбара по-прежнему ничем не пахла – ни плохим, ни хорошим, как пришелец с другой планеты.

– Не обижайся, – повторила Марина. – Здесь никто не виноват.

Барбара тихо плакала.

Ей было тридцать три года, и никто ни разу не разделил ее любовь. Хотела ухватиться за русскую, но и та выплюнула ее, как грузинский коньяк.

Они стояли обнявшись – такие чужие, но одинаково одинокие, как два обломка затонувшей лодки.

Вечером пришли гости – пара лесбиянок. Подружки Барбары. Одна – лет пятидесяти, милая, домашняя, полнеющая.

«Шла бы домой внуков нянчить», – подумала Марина. Хотя какие внуки у лесбиянок.

Вторая – молодая, не старше тридцати. Спокойная, скромная, с безукоризненной точеной фигурой.

«Такая фигура пропадает», – подумала Марина.

Гости принесли пирог к чаю. Превосходный, с живыми абрикосами.