Мужская верность (сборник)

Татьяна, вернувшись после фестиваля, сделала в поликлинике рентгеновский снимок, и на свет вылезло то, что так тщательно скрывал Францевич. Неправильно сросшийся перелом.

– Через полгода вы потеряете сустав, – предупредил районный травматолог.

– Почему? – оторопела Татьяна.

– Потому что смещение. Неправильная нагрузка. Стирается хрящ.

– Но я же хожу…

– До поры до времени…

– А что делать?

– Операцию. Что же еще.

– А гарантии есть?

– Гарантий нет. Кто же вам даст гарантии.

Татьяна молчала.

– К нам недавно милиционера привезли, подстрелили на рынке. Ну, я ему ногу собрал. Бедро. Мне звонят из милиции, спрашивают: хорошо собрал? Правильно? Я им отвечаю: анатомически – правильно. А хорошо или нет – будет ясно, когда он под елкой срать сядет.

Татьяна вышла из поликлиники. Муж ждал в машине.

– Ну что? – спросил он.

– Надо переделать. Но нет гарантий.

– Как же так? – не понял муж.

– А вот так. И оставлять нельзя. И переделывать опасно.

Татьяна почувствовала себя в ловушке. В эту ловушку загнала ее советская медицина. Можно прийти к Францевичу и сказать:

– Ну, что с тобой делать?

– Я не нарочно, – ответит он.

– Еще бы не хватало, чтобы нарочно. Нарочно увечат уголовники. Но результат один. Ты меня искалечил. Ты лишил меня будущего. Будь ты проклят.

Они ехали по сумеречной дороге. Муж свернул не в ту сторону, и машина двинулась по направлению из Москвы. Кончились дома, начались леса и поля.

– Мы не туда едем, – заподозрила Татьяна.

– А куда надо?

– Выйди и спроси.

– Не хочу.

Татьяна решила не вмешиваться. Будь что будет… Муж упорно гнал машину в туман. И все это походило на ее жизнь, которая катилась куда-то в безнадежность. Куда она заедет в конце концов? Куда завезет ее судьба.

Все кончилось маленьким немецким городком. Деньги на операцию выделило Министерство культуры. Министр, оказывается, был влюблен в нее в молодости, и над его кроватью висел ее портрет.

Все кончилось маленьким городком и большим профессором по имени Тильман.

Татьяна лежала в госпитале на краю города. За госпиталем стелилось поле золотой ржи. А под окнами лежали три барана и разговаривали: бе-бе… бе-е…

Ночью Татьяна слышала: а-а… а-а… Интонация была хриплой. Татьяна решила, что это бараны сменили тему. Что-то им не нравится.

Утром пришла медсестра Эрика. Татьяна спросила на плохом немецком:

– Ночью кричали. Это животные?

– Нет, – ответила Эрика. – Это старый человек.

– Боль? – спросила Татьяна.

– Нет. Пессимист. Он не любит людей.

Как надо не любить людей, чтобы кричать от ненависти.

Нет мира под оливами. Человек одинаково страдает и в запущенной больнице с тараканами, и в отлаженном госпитале с медициной двадцать первого века.

– Он вам надоел? – спросила Татьяна.

– Нет, нет… Совсем нет.

Эрика была рыженькая, со светлыми ресницами, совсем молодая. Татьяна протянула ей матрешку. Эрика первый раз видела, как одна деревянная фигурка выпадает из другой. Это привело ее в восторг. Она смеялась.

Приходила Эльза – этническая немка. Она прежде жила в Казахстане, потом эмигрировала на историческую родину. Получила место уборщицы в больнице и была счастлива. В России она была учительницей.

Эльза меняла простыни, вытирала пыль особыми составами и громко рассуждала о том, что, если бы русский врач получал зарплату Тильмана, он не только бы правильно совместил кость, он пришил бы Татьяне новую ногу за такие деньги.

Татьяна снималась у разных режиссеров. Но она никогда не играла специально плохо или специально хорошо. Она играла, КАК УМЕЛА. Человек умеет или нет. Францевич НЕ УМЕЛ. И деньги здесь ни при чем. Другое дело – больницы. Если бы в нашу больницу вложить миллион долларов, получилось бы не хуже этого госпиталя.

– Не получилось бы, – сказала Эльза.

– Почему?

– Потому что из миллиона половину украдут. И вторую половину тоже украдут.

– Ты рада, что уехала из России? – спросила Татьяна.

Эльза мрачно замолчала. Потом сказала:

– А наши старики очень быстро умирают здесь.

– Почему?

– Без России не могут жить. Кто Россию вдохнул, без нее уже не может.

Эльза ушла и увезла на тележке свои моющие средства.

Татьяна лежала и смотрела за окно. За окном – холмы, покрытые зеленью всех оттенков: от серого до темно-малахитового. В отрыве от холмов, на крупном плане – молодая елка. Ее ветки растут почему-то вверх.